Алекс

Афера

Фредди-«Клинок» сидел на крыльце своего дома и грустно смотрел в темноту. По небу проплывала уже четвертая луна – спутник ненавистной ему планеты Вистан-4, маленького шарика в бесконечных глубинах космоса. Фредди недавно исполнилось тридцать пять. И он знал, что на этом его жизнь может закончится. Нет, вовсе не из-за появившихся первых седых волос на висках – наука способна была добавить человеку еще сотню лет, но мало кто мог ее прожить. Бесчисленные Корпорации убивали людей, убивали безумством однообразия и скуки. Они, подобно неведомым тварям, питались самыми молодыми, чтобы потом, спустя десяток лет, выбросить их в пустоту, в изуродованный чудовищными склепами МегаСити мир. И сожрать новое поколение. И что толку, если человек мог прожить сто пятьдесят лет – мало кто доживал и до пятидесяти. Суицид, вначале воспринимавшийся, как проблема, теперь вовсе перестал волновать Корпорации – зачем им ненужные отбросы. И именно поэтом, как бы не было это парадоксальным, дольше всего жили те, кто больше всего рисковал – пираты и космические бродяги, охотники за инопланетными сокровищами, и прочие «маргинальные элементы общества», с которыми иногда явно, а иногда скрыто сталкивались Корпорации, разумеется, с единственной целью – подчинить их себе… Фредди знал эту тайную жизнь, и не просто знал, а был ее живой легендой… До тех пор, пока Управление полетами отказалось продлить ему лицензию. Конечно, он бы мог спокойно плюнуть на всю эту бюрократию, но все эти новейшие средства слежки и защиты, на которые Корпорации тратят львиную долю своей астрономической прибыли, без опознавательного кода подвесили бы его жизнь на волоске… Даже с таким асом, как Ален…
…За забором, в соседнем дворе, полыхнули фиолетовые искры, в небо вырвались два луча, а потом что-то затрещало и повалил дым, скрывающий из виду последнюю луну Вистан-4. Треск сменился ругательствами… Опять Ален что-то конструирует, но даже он, все время копающийся в своих железках, последнее время стал сдавать.
Фредди с некоторым облегчением подумал, что ему еще повезло пробиться в маленький фермерский городишко на никому не нужной планете, а не прозябать в уродстве МегаСити. И пусть эта развалюха стоит просто чудовищное количество денег, пусть ему пришлось продать свой верный корабль, пусть…. Лишь бы только не Корпорации с их униформой и правилами…
И у Фредди была мечта, мечта, которая и не давала ему уснуть – Земля. Начало человечества, заповедная зона, в которой нет Корпораций, нет постоянного присмотра, а есть лишь леса, поля, и тишина…
…Стук каблуков за спиной вывел Фредди из задумчивости… Итри, Итри, которая почти не изменилась с тех пор… Итри открыла дверь, присела на корточки рядом, и обняла его за плечо.
- Уже скоро рассвет…
Фредди ничего не ответил, он понимал, что и она тоже медленно угасает в этом мире, где они стали никому не нужны… Но поднялся и пошел с ней…
..А завтра вновь явятся эти козлы из Корпоративного Музея…

…А как все начиналось! Тогда, пятнадцать лет назад, Фредди и Ален, неразлучные друзья с самого детства, грезили космической жизнью, и пусть весь космос, который они видели – это лишь россыпь звезд за иллюминатором корабля-матки, он манил их всегда. Фредди был странен с самого детства – не смотря на то, что он панически боялся высоты и улиток, тем не менее, он был самым рисковым из своих сверстников, решаясь даже на то, от чего отказывались взрослые. А еще Фредди обожал холодное оружие – ножи и мечи, сабли и топоры – все это он изучал по старинным книгам и каталогам инопланетных находок. И прозвище «Клинок» он тоже получил из-за этой страсти, но это случилось много позже. Именно эти странности отталкивала от него многих детей, и привлекли к нему Алена. Он тоже был «не от мира сего», предпочитая общество железок и паяльника обществу орущих и бегающих сверстников. Так они и подружились. Да, много приключений пришлось пережить им еще тогда… Чего стоит только лазерная пушка, сконструированная Аленом из кухонного комбайна, и едва не прожегшая оболочку корабля… Какой был скандал… Пушку конфисковали, а теперь подобные штуки стояли на всех патрульных катерах… Впрочем, Корпорации никогда не интересовались создателями чего бы то ни было… Да, времена были еще те…
…К двадцати у них уже был собственный корабль, выдуманный и сделанный Аленом из собранного на свалке металлома. И корабль этот мог дать фору большинству скоростных катеров Корпораций. Едва дождавшись дня выдачи лицензии, Фредди и Ален отвалили от гиганского корпуса колонии, неспешно плывущей в неизведанные миры, и… Никто из них не думал тогда, где они окажутся, и что их ждет, космос манил их, и рукоятка «Форсаж» была выкручена до отказа…
…Первым их приютом стал никому не известный бар, в котором собирались все, кто не мог найти себя в Корпоративном мире – пираты и проститутки, нищие и охотники, и просто те, кому наскучила жизнь… Да, да, это был тот самый бар, в последствии ставший знаменитым на всю Вселенную баром «На плоском слоне», получив это название не без помощи Фредди… Но это было позже, а сейчас в дверь вошли двое мальчишек, вызвав тем самым оглушительный хохот всех собравшихся. Но они не обратили на завсегдатаев внимания, лишь слушая разговоры и сплетни бесконечной вселенной.
… Они исчезли на несколько дней, и мало кто заметил их отсутствие, но когда Фредди, вновь появившийся по дружный хохот, высыпал на стол кучу кристаллов пиринила, хохот стих… Кристаллы эти росли лишь на астероидах, и мало кто возвращался живым из мясорубки огромных каменных глыб, пытаясь прикрепиться хоть к одной из них, чтобы добыть хоть один подобный кристаллик. Никто не знал, зачем они нужны были Корпорациям, впрочем, никто и не пытался это выяснить, пока за них платили кредиты…
После этого Фредди зауважали, особенно после еще нескольких рейсов, от которых отказались даже те, кто отслужил в свое время в Галактическом спецназе… Тогда его и Алена звали «психами» и никто из них не знал, что делают они все это исключительно из любви к искусству, к бешенным виражам и реву ионных двигателей за кормой…
…И изо всех этих полетов Фредди не забывал привозить кое-что для себя, то, что он никогда и никому не продавал даже в сложные времена-клинки. Это было самое разнообразное оружие-от ножей первых поселенцев с Земли, которые иногда попадались среди всякого хлама, до того, что никто и никогда не видел до момента, когда Фредди входил с ним в бар… Алмазные кинжалы кронтов и старые, покрытые ржавчиной клинки вымерших минехаров привозили все, кому ни лень из любого полета. Но чудовищные мечи гриитов, копья теарнавальов, ничем ни примечательные ножи траанккеев, способные, тем не менее, разрезать броню тяжелого крейсера, как бумагу (поговаривают, что здесь не обошлось без магии, но никто не смог узнать этого секрета, лишь Корпорации через несколько лет выпустили «Сталинит» - сплав, который лишь немного напоминал таинственную сталь)-это оружие все впервые видели в руках у Фредди. И даже специально прилетали, чтобы взглянуть на новые диковинки, привезенные из очередного рейса…
… Самая громкая история случилась с трофейным молотом аргасов. О нем уже сотни лет ходили слухи, что одним ударом он способен превратить любую, самую огромную тварь в плоский коврик, который эти самые аргасы и использовали в качестве трофея. Но никто не видел ни этих «ковриков» ни самого молота, пока Фредди и Ален не вернулись из какого-то затянувшегося полета… Слух о том, что у Фредди есть таинственное оружие, прокатился по всей галактике, но в его силу никто особо не верил, и многие предлагали устроить испытание. Фредди, как мог, пытался отговорить их, но это лишь укрепляло веру в то, что древняя легенда, не более чем красивая сказка. Ставки у букмекеров достигали уже 82 к 1 не в пользу Фредди, когда наступил день проверки не только старых баек, но и веры в Фредди. Кто-то притащил на площадку перед баром слона- точнее, это был не слон с земли, а какая-то тварь с ближних планет, очень похожая на рисунки в старинных книгах. Фредди посрамил всех скептиков, потому что после первого же взмаха слон превратился в аккуратную шкуру, похожую на те, которые стелили перед огнем наши далекие предки. В тот вечер Фредди получил первую крупную сумму и безоговорочное доверие к любым своим словам, которым он, правда, никогда особо не пользовался. А слона залили акрилом, и с тех пор служит он полом в том самом баре, в который десять лет назад вошли двое мальчишек, насмешившие всех…

…Итри спала, и Фредди слышал ее тихое дыхание. «Да, она тысячу раз права, что это сидение до утра не изменит ничего, но я не могу ничего поделать с собой»-думал он. А еще он думал о том, что утром ему снова придется отбиваться от назойливых агентов Корпоративного Музея - их бесило, что именно Фредди, а не они, владеют такой огромной коллекцией оружия, именно это заставляло их звонить каждое утро, поднимая невыспавшегося Фредди из постели, и терроризировать не только его, но и Итри с Аленом. Цена, предлагаемая ими, уже возросла с десяти до ста миллиардов кредитов – этой суммы хватило бы, чтобы отправиться на Землю, но Фредди ни за что не хотел продавать свои сокровища, и Ален и Итри были с ним совершено согласны. Не для того он потратил столько лет, скитаясь в таких мирах, куда эти корпоративные крысы сунулись бы лишь с десятком флагманских крейсеров… А то и побоялись бы взглянуть…

…Итриани, Итри-Смерть, Ит – так могли называть ее лишь единицы, а любой другой отправился бы, в лучшем случае, в реанимацию… Они были вместе уже десять лет, да, пару недель назад было десять… А она почти не изменилась… Почти… Но все чаще вместо бешенного пламени в глазах Фредди видел в них пустоту и тоску, и ему становилось жаль ее, но он никогда не показывал этого, потому что она не поняла бы его чувств… А так она оставалась той же – все такая же фигура, все те же неизменные кожаные штаны и высокие каблуки. И пусть все местные кумушки судачат ей в след, а в МегаСити ее бы давно упрятали в тюрьму за неподобающий вид, она плевать хотела на все эти условности, которые разбивались о ее железный аргумент «Женщина должна одеваться красиво, если же она начинает предпочитать удобное красивому, то это уже не женщина, а тетка». А превращаться в тетку Итри совсем не хотела.
Свое знакомство с ней Фредди помнил до самых мельчайших деталей. Тогда они торчали в, наверное, самом дрянном кабаке «Черная дыра» на одном из самых дальних форпостов, когда послышался стук каблуков. Женщин здесь не видели, наверное, лет десять, и сразу же пошли в ход сальные шуточки и плотоядные взгляды, но когда дверь открылась, наступила гробовая тишина… «Итри-Смерть»-шепотом пронеслось по залу. Не удостоив никого вниманием, она прошла к ним, развернула стул и села на него верхом.
- Есть дело.
Фредди слышал немало историй о ней, но никогда не думал, что когда-либо встретит эту таинственную девушку, о которой никто ничего не знал. Да и сам он не очень-то верил во все эти россказни - наслушаться и не такого можно. Итри ткнула пальцем за спину: «Убери этих…»… Никому не пришлось ничего говорить - все и так разбежались при ее появлении. «И его» - она указала на Алена, на что Фредди весьма зло ответил «Ни за что». Позади раздались возгласы, видимо, ожидали драку, но она неожиданно смягчилась, и, плотно прижавшись к нему, шептала ему и Алену, что только они нужны ей для этого дела, и потом Фредди убедился, что она была права…
..Дальнейшее он вспоминать не любил, ему и сейчас в самых страшных кошмарах снился полет по краю гравитационной дыры, несветящие звезды и пылающие планеты, раскаленные до бела стволы лазеров, чудовищные твари чудовищного мира, бешенная скачка по гиперпространству, когда стрелка акселерометра заходила на третий круг и горели сопла двигателей, и как они рухнули в первом космопорту и еще несколько дней не могли даже выбраться из кабины…
За тот кусочек, вытащенный из ада, им заплатили десять миллиардов - этого хватило бы на сотню квартир в МегаСити, или на один старенький домик на Вистан-4…
Да, веселые были времена… До сих пор многие не могли понять, что же он нашел в этой чокнутой… Да и он сам не знал этого… Она осталась с ним, не смотря на то, что отношения, начинающиеся после таких испытаний, обычно недолгие. Они были вместе уже десять лет, и Фредди знал, что так будет и дальше. Раньше они всегда отмечали день своего знакомства в той самой «Черной дыре», пока не отобрали лицензию, а потом и корабль пришлось продать, чтобы оплатить аренду еще на несколько лет… А что будет дальше… Фредди поежился.

От этого движения Итри проснулась, и прижалась к нему.
- Ты что-нибудь решил?
Фредди ответил не сразу, он просто не знал, что ему сказать…
- Можно, конечно, продать самое малоценное, этого хватит платить за аренду еще лет десять…А потом… Может быть, взяться за какой-нибудь рейс?...
Итри перебила:
- Не смей, ты хочешь, чтобы тебя вообще сослали к черту на рога? Или отправили в тюрьму…Или уничтожили где-нибудь? Ален великий пилот, не спорю, но против крейсеров он ничего не сделает. Да и корабля у нас нет… Казалось, что она сейчас заплачет.
Фредди молчал.
- Да и рейс должен быть типа нашего…… первого. Но не ты, не Ален ни я не полезем в этот кошмар еще раз, ведь так? – Итри посмотрела ему в глаза.
- Да, хотя….он снова замолчал.
Спустя несколько минут Итри снова заговорила:
- Я бы хотела оказаться на Земле, а ты?
- Я тоже…. – мечтательно ответил Фредди.
- Жить в маленьком домике в нормальном лесу…
- Давай заведем эту четвероногую тварь, кажется, их называют собаками… Помнишь, мы смотрели в книжке…
- Да. Казалось, Итри едва сдерживает слезы
- Но ведь ты не смогла бы продать все на моем месте?
- Никогда! – Железно отрезала Итри.
Пауза затянулась еще на несколько минут….
- А правда, что там нет Корпораций?
- Говорят, что нет…
- Интересно, правда ли то, что пишут в старых книгах об охотниках и рыбаках?
- Не знаю, наверное….
Фредди почувствовал, что Итри снова засыпает у него на плече, да и он сам отключался после очередной ночи без сна….



…. Утром их разбудил звонок. Фредди вскочил в ярости – наверняка это были они, не дающие покоя ни днем, ни ночью. Он поднял трубку
- Это Эндрюс из Корпоративного Музея….
- Убирайся ко всем дьяволам – проревел в ответ Фредди
- Успокойтесь, я только хотел узнать, может быть, вы передумали - извиняющимся голосом говорил Эндрюс. Вы что, собираетесь жить вечно?
- Чтоб ты сдох!!!!! – проорал Фредди и швырнул трубку об стену…
Итри попыталась было его успокоить, но Фредди был вне себя от ярости, впрочем, ничего удивительного, если подобное повторяется каждое утро уже почти три года… Как бы этот Эндрюс не прилетел сегодня к обеду…
За завтраком Фредди молчал, уставившись в стену, Итри тоже ничего не сказала…
Подходил срок уплаты аренды – ведь этот домик на Вистан-4 не был собственностью ни Фредди, ни Итри – он так же принадлежал Корпорации. Как и сама планета.
Деньги у них были – последние накопления со старых времен, и сегодня они решили оплатить все, на сколько хватит этой суммы. Втайне они надеялись, что за это время придумают какой-нибудь выход. И пусть шансов было мало, они всегда находили этот единственный шанс. Выкрутимся и на этот раз. Так думали и Фредди, и Итри, и Ален, но никогда не озвучивали своих мыслей вслух…
…Итри подогнала флаер к дому, предложив Фредди слетать к пункту Корпорации и хоть немного развеяться. Впрочем, для Фредди это было сомнительное удовольствие – его едва не выворачивало на изнанку, стоило только увидеть затянутых в униформу мальчишек и девчонок, гордящихся своей работой, смотрящих на всех свысока, и не представляющих пока того, что уже завтра они, как и многие другие до них, будут так же стоять у терминалов для оплаты своего жилья или получения лицензий на полеты…
Итри оделась донельзя вызывающе – она знала, что это бесит Корпоративных и нравится Фредди, да и он сам тоже постарался. Впрочем, смешки им вслед всегда сдерживались изрядной порцией страха, и даже всемогущая Корпорация здесь, на Вистан-4 не имела никакой власти над ними.… Так же специально они пустили флаер на минимальной высоте, чтобы позлить и без того недовольных обитателей здания терминалов… Их позабавили ненавидяще-завистливые взгляды персонала, злость Фредди почти прошла, да и настроение Итри немного улучшилось, но, тем не менее, весь путь обратно они промолчали. И хотя денег хватило еще на пять лет, это мало их успокаивало. Итри в тайне надеялась поговорить с Аленом – может быть, у неутомимого изобретателя найдется и на этот случай какая-нибудь непонятная штука. На это же, и так же тайно, надеялся и Фредди. Ведь Ален всегда отличался крайней скрытностью, особенно о том, что касалось его новых идей, а их у него в голове всегда было не мало. «Выкрутимся, и не такое было» - эта мысль и грела всех…
…На площадке перед домом стоял флаер. Итри увидела его немного раньше и представила, что сейчас натворит Фредди. Этот флаер они бы узнали из миллионов других – раскрашенный в корпоративные цвета флаер Эндрюса…. Фредди тоже заметил его и заскрипел зубами, возле самого дома он кинул свой корабль вниз, и, не дождавшись, пока он коснется земли, спрыгнул на площадку, неожиданно выхватив из-за сидения клинок, и с рыком кинулся на Эндрюса. Итри бежала следом, пытаясь остановить разъяренного Фредди, но не успевала. С криком «Стервятник» он размахнулся мечом, воздух взвыл, но Эндрюс инстинктивно пригнулся, и клинок разрубил лишь колонну на веранде. Крыша ее перекосилась, и рухнула прямо на Эндрюса, поднимая клубы пыли. В этот момент Итри прыгнула сзади, повалила взбешенного Фредди на землю, прижалась к нему и начала целовать – единственный способ, которым можно было его хоть немного успокоить. Вместе с этим ей удалось нашарить рукой клинок и отшвырнуть его в сторону…
…Второй раз Эндрюса спасло то, что его просто не заметили среди обломков, когда Фредди попытался подняться с земли.… Впрочем, музейщика это не остановило – по долгу своей работы ему не раз приходилось сталкиваться с подобными вещами, но никогда это не продолжалось больше нескольких месяцев, лишь эта троица смогла продержаться три года, и, похоже, собиралась это продолжить. Эндрюс выкарабкался из-под обвалившейся крыши, и, как ни в чем не бывало, начал отряхивать с себя пыль. Итри сидела, вцепившись изо всех сил в руку Фредди – она прекрасно знала, чем грозит покушение, а уж тем более убийство Корпоративного….
- Я Эндрюс, и я являюсь представителем Музея,- начал он совершенно спокойным голосом…
- Интересно, ты, стервятник (это прозвище Фредди дал ему еще тогда, когда впервые с ним встретился), можешь начать свою речь без этих заученных фраз? Оставь их для идиотов… Или ты думаешь, что я не знаю, кто ты? – Фредди расхохотался так, что представителю Музея стало жутко.
- Я думаю, тебе лучше убраться – вставила Итри.
- У меня есть предложение, которое вас заинтересует – затараторил Эндрюс, как будто боясь, что его не станут слушать…
- Знаем мы твои предложения…
- Нет, вы послушайте, послушайте, я не предлагаю вам продать вашу коллекцию, не предлагаю. Я лишь хочу предложить вам завещать ее Музею, ведь вы не будете жить вечно…
- Да, а потом случится авария флаера, или я отравлюсь консервами или что-то еще, да??? – Фредди вновь начал закипать.
Он прекрасно знал, что Корпорация не остановится не перед чем, чтобы достигнуть своей цели, знал, что ее юристы прекрасно могут обернуть в свою пользу какое угодно искусно составленное завещание, как, впрочем, и любой другой документ. Сколько его старых друзей попали в эту ловушку, и где они сейчас, никто не знал…
- Но нейрозавещание….
- …Его нельзя подделать или обойти? Да? Как бы не так!...
Нейрозавещания – еще одна ловушка всемогущих, придуманная совсем недавно, и якобы устраняющая риск покушений – ведь воля человека записывалась мыслями перед смертью… Но к этой новинке прилагались яды, убивавшие мозг, разрывные пули и множество других, не столь очевидных, но очень действенных вещей…
- Поговорим лет через сто, если вы на это время оставите нас в покое – вмешалась Итри.
- Но…
- Никаких «Но», мне кажется, что вы слишком сильно хотите моей смерти… Вот вам мой ответ «НИ-КОГ-ДА!!!» - Каждой буквой этого слова Фредди вбивал гвоздь не только в гроб Эндрюса, но и всех остальных затянутых в униформу и презираемых им «успешных людей»… Если ты, или еще кто-то из вашей поганой шайки появятся здесь, то я уничтожу все! Убирайтесь!
- Тогда мы можем предложить…
…То, что спасло Эндрюса в третий раз, можно было назвать чудом – что-то взорвалось во дворе у Алена, и в клубах дыма показался он сам. Выбежав из дыры в заборе, он схватил Фредди, пытавшегося вырваться из рук Итри, и теперь они едва удерживали его вдвоем.
- Вы озвучиваете свое ПОСЛЕДНЕЕ предложение и проваливаете – вступил в разговор Ален.
- Приятно иметь дело с умными людьми – сострил Эндрюс
- Кажется, тебя не просили умничать – зло заметила Итри.
- Я хочу предложить вам составить подробный каталог всего тог, что у вас есть – все оружие, все технологии, все свойства, все места, откуда оно, описание рас, владеющих им и все остальное. Все оборудование – мыслекодер, и все, что вам еще понадобится, мы готовы поставить в течение часа.
- Я еще жив, вам не кажется? – рыкнул Фредди.
- А что же с этого будет нам?
- Мы готовы оплатить аренду за двадцать лет, ваши имена будут записаны среди основателей музея, вашей коллекции будет отдельный корпус… Мы очень надеемся, что за эти двадцать лет вы примите действительно правильное решение.
- Нет!
- Он согласен, - сказал Ален, закрывая рукой рот Фредди, который рычал что-то очень злобное.
- И так, ваше решение?
- Он согласен! – снова сказал Ален и что-то шепнул Фредди на ухо.
- Вот и прекрасно, ведь вы не будете жить вечно. Я надеюсь, что вы сможете убедить его…
- А теперь убирайся! – парировала Итри.

Они отпустили Фредди лишь тогда, когда флаер Эндрюса скрылся из виду. Итри не понимала, что происходит, и ждала, что сейчас он кинется на Алена, но вместо этого сам Ален набросился на него, и она его поддержала. Угрозы представителям Корпорации слишком опасны, за это можно было не только оказаться в тюрьме, но и лишиться всего имущества, и, как думала Итри, именно поэтому Ален настоял на сотрудничестве с Музеем. Фредди и сам, похоже, был не рад тому, что натворил и молча выслушивал все укоры.
Прошло меньше часа, как во двор опустился грузовой флаер Музея. Рабочие разгрузили несколько коробок, опасливо поглядывая на пилу в руках Фредди, который пытался исправить последствия своего приступа бешенства. «А они времени даром не теряют, действительно, стервятники» - подумала Итри. Вместе с Аленом они затащили коробки в дом – в них оказался мыслекодер, кассеты для записей и еще куча всякой всячины, которая, по мнению музейных работников, понадобится для составления каталога… Она надеялась, что это хоть немного отвлечет Фредди от мрачных мыслей об их будущем, но он не проявил ко всей аппаратуре никакого интереса. Итри боялась за него из-за этих внезапных приступов ярости, хотя порой и сама была готова убить «стервятника-Эндрюса», боялась и за его ночные переживания, боялась и за себя с Аленом, и за многие другие вещи, которые еще совсем недавно не вызывали никакого страха. Хотя сегодня они выиграли себе еще два десятка лет, а это уже кое-что…
…Наступил вечер, но Фредди, вместо того, чтобы сидеть на крыльце и смотреть в темноту, отправился к Алену. За забором была слышна какая-то возня, грохот и треск, а потом радостные крики и смех – это сразу успокоило Итри – Фредди не смеялся очень давно, так давно, что она даже не помнила этого. Расслабившись, она уснула прямо в кресле. И она не спала так тоже очень давно…
…Ночью ее разбудил тихий шорох – она открыла глаза и увидела, как Фредди снимал со стены самые ценные вещи и заворачивал их в бумагу. «Неужели он решил продать их? - подумала она, хотя нет, это слишком на него непохоже». А Фредди вел себя, как вор, забравшийся в дом, поминутно оглядываясь по сторонам и на притворяющуюся спящей Итри. «Что же он задумал?» - не давала покоя мысль. Вынеся первую партию, Фредди вернулся за другой, и снова послышался легкий шорох бумаги, за второй партией последовала третья, а потом еще и еще.... «Или он хочет инсценировать кражу?» «Но это глупо - подобное раскусят сразу же ...» «Или они с Аленом хотят сбежать с Вистан-4? Но это же безумие…» «Или он хочет все спрятать?...» «Или….» За этими мыслями она не заметила, как снова заснула, и во сне ей снились воры, похожие на стервятника-Эндрюса, крадущиеся в глубине дома, Фредди с огромным мечом и Ален, обвешанный невероятным количеством оружия…
…Проснувшись утром, Итри не нашла рядом Фредди, да и кровать была холодной – он не ложился спать. С удивлением она обнаружила и то, что все вещи висели или лежали на своих местах, как будто никто и не прикасался к ним. «Неужели все это мне лишь приснилось?» - подумала она, но потом увидела на полу несколько кусочков бумаги… «Нет, не приснилось… Но что же они задумали?» Итри уже не сомневалась, что Ален имеет к этому самое прямое отношение. Ни он, ни Фредди так и не появились к завтраку, и она села за стол одна. «Что же происходит?» - все это было слишком странно, и слишком не похоже на Фредди, хотя нет, это было похоже именно на того, старого Фредди, «Но что же случилось?»…
И тут она увидела, как во двор, завалив забор, вбежал Фредди, размахивая руками и что-то вопя. Он ворвался в дом, сорвав с петель дверь, прыгнул прямо на стол, так, что вся посуда разлетелась во все стороны, проехал по нему прямо к Итри, схватил ее, поцеловал и оглушительно заорал: «МЫ ЛЕТИМ НА ЗЕМЛЮ!!!!»


«ЧТО?» - Итри едва не упала со стула. «Как?» «Почему?»… Но Фредди не слышал, он бегал по дому, махал руками и продолжал орать «Мы летим на Землю», подбежал к ничего не понимающей Итри, схватил ее на руки и начал бегать вместе с ней. Потом усадил ее на стол и выскочил на улицу, но, судя по грохоту выбитого стекла вновь оказался в доме. Итри вбежала в комнату, когда он набирал номер Эндрюса.
- Это Музей? Стервятника сюда! Как какого? Эндрюса! Срочно! Ты добился своего! Я продам тебе все!!!!... В трубке раздались гудки отбоя…
Теперь Итри не понимала категорически ничего… Он снова схватил ее на руки:
-Не спрашивай ничего! Не задавай никаких вопросов! Мы летим на Землю и это главное! Обещаю, что ты все узнаешь ровно через месяц после этого дня.
- Так ты решил продать….
- Я же говорю – молчи! Не спрашивай! Ты все узнаешь, но позже… Позже… Мы летим на Землю!!!!....
Во двор рухнул флаер с дымящимися от перегрева двигателями. Эндрюс влетел в дом, правда, несколько опешив от царящего в нем разгрома… За ним показался и заговорщически улыбающийся Ален…
- Продаешь?
- Ты оглох??? – орал Фредди – Мы летим на Землю!!!!
Эндрюс сел на стул, пытаясь отдышаться, Итри что-то пыталась спросить у Алена, но он ничего не отвечал, лишь улыбался, да и за криками Фредди все равно ничего не было слышно.
- Сколько? – сдавлено произнес Эндрюс, его пугало такое неожиданное решение и он ждал подвоха…
- Сто двадцать миллиардов кредитов, три билета до Земли, бесплатный багаж… Я сделаю вам каталог, и аренда не нужна – через две недели нас здесь не будет… Мы летим на Землю!!!!!
- Но…
- Заткнись, стервятник, это мои условия, и если ты не хочешь, я найду….
- Нет! – Завопил с ужасом Эндрюс и кинулся к телефону… Он согласен… Сто двадцать, да, сто двадцать и билеты….
- Деньги должны быть в Земном банке – вставил Ален
- Кажется, их называют швейцарскими – добавила Итри…
Фредди схватил их обоих в охапку и, продолжая орать «Мы летим на Землю!», вытащил на улицу. Все повалились на газон, и теперь орали вместе… А Эндрюс о чем-то договаривался по телефону.
…Спустя пару часов в их дворе высадился целый десант «музейных крыс», как их назвал Фредди, и они тут же кинулись в дом упаковывать вещи, видимо боясь, что он передумает… Сам же он закрылся в своей комнате вместе с мыслекодером и к вечеру представил на суд Алена, Итри и Эндрюса изрядную часть каталога. «Великолепно»-отметили все трое, а Эндрюс предложил ему пойти работать в музей, но ему тут же пришлось признать, что это не более чем шутка…
На следующий день были доставлены билеты до Земли. Директору музея пришлось изрядно потрудится, чтобы найти их. Билеты были торжественно вставлены в рамку и повешены на стену, и рядом с ними Итри каждое утро выводила цифры – сколько дней им еще осталось на Вистан-4. Эндрюс был несказанно доволен, и, хотя в начале он подозревал какой-то подвох, то теперь он был на седьмом небе от счастья и ощущения того, что он все же добился своей цели... Фредди целыми днями проводил за мыслекодером, занимаясь составлением каталога, лишь изредка выходя к ужину. Ему не терпелось как можно скорее закончить это дело, и последняя кассета была готова, когда на стене еще красовалась цифра «5». Ален же разбирал какую-то особо громоздкую установку у себя в доме, завалив всяким хламом весь двор…
…Корпоративные тоже старались – флаеры мелькали круглые сутки – ведь каждую вещь они упаковывали в сотню коробок, кто-то, кто пытался помочь Фредди, был бесцеремонно выброшен за дверь, впрочем, как и те, кто пытался попасть в дом Алена. Итри раздражала эта суматоха, но с каждым днем уменьшающиеся цифры – «7»… «5»… «2»… успокаивали не только ее, но и всех остальных. Соседи же ничего не понимали, и только охали вслед пробегавшим мимо…
…На цифре «4» Фредди вытащил коробку с кассетами, бухнул ее перед Эндрюсом, проорал «Радуйся, стервятник», и умчался к Алену. Итри все это время пыталась узнать хоть что-то, но Ален отвечал лишь таинственной улыбкой, а Фредди воплем «Мы летим на Землю»…
…И вот наступил день, когда на стене появилась гордая «1», и вечером было решено устроить прощальный пир. Впрочем, это постарался Эндрюс, видимо, ему слишком хотелось показать свою признательность всем, кто смог уговорить этого неуступчивого Фредди продать свои сокровища. Впрочем, он не особо расстраивался из-за назначенной им цены – для Корпорации это ничто, они смогут извлечь из всего этого в тысячи раз больше…. И хорошо, что не придется продолжать эти уговоры еще несколько лет…
…За столом собрались все – и «музейные крысы», и соседи, ужасно завидовавшие тому, что «этот проходимец Фредди со своей бешенной» летит на Землю, и Эндрюс, и, конечно, сами виновники всей этой суматохи – Ален, Итри и Фредди. И хотя Фредди никогда не пил ничего крепче молока – еще одна маленькая странность, но сегодня он вел себя так, что никто не поверил, что даже по этому случаю он не изменил своей привычке. Он снова, как и две недели назад, вопил «Мы летим на Землю», и наливая в стакан молока, пил за «Прекрасную Итри-Смерть», «Великого пилота Алена», «Стервятника Эндрюса», за музейных крыс, за клинки, за смерть Корпорации, что вызвало недовольное шушуканье, за Землю, за собак, за гиперпространство, за сто двадцать миллиардов и почему-то один раз за Алена - спасителя Вистан-4, но к чему это было, никто не понял… Вечеринка затянулась, и Фредди, бесцеремонно вытащив Итри и Алена из-за стола, пожелал всем гостям отправляться к черту, и поднялся на верх… Впрочем, никто особо и не обижался – многие в тайне надеялись, что когда этот смутьян Фредди уберется, Корпорации смогут появиться и на Вистан-4...
… А утром их ждал флаер порта Гиперпространственных перелетов. Итри сняла со стены билеты, Фредди хотел было упаковывать багаж, но с удивлением обнаружил, что он уже не только упакован, но и отправлен. Ален притащил какую-то коробку с особо хрупкими вещами, которую он не рискнул отправить, и что-то сказал Фредди. Казалось, они что-то забыли, и это было правдой, потому что в последние минуты они оба потребовали отправить еще один огромный контейнер. Эндрюс начал было протестовать, но все же вызвал погрузчик. На вопрос о содержимом контейнера ни Итри, ни Фредди не ответили ничего, и лишь Ален что-то попытался обьяснить, но все, что из этого поняли грузчики, что это какие-то приборы или что-то подобное… Все собрались в пустом доме, впрочем, эта пустота никого не расстраивала. Они покидали Вистан-4, маленькую планету, затерянную почти на самом краю вселенной… Фредди на руках занес Итри в флаер, помог забраться Алену и Эндрюс собственной персоной направил его в порт. Никто не пытался скрыть своего удовлетворения – кто полетом на Землю, а кто выполненной миссией…
…В порту их встречали – не каждый день находятся те, кто отправляется к Земле, и, тем более что их было трое. Хотя Итри подозревала, что все это тоже придумал Эндрюс или кто-то еще, лишь бы они вспоминали о них. «Неужели они думают, что мы когда-то об этом пожалеем?» На прощание Фредди вручил Эндрюсу маленький ножик и пожелал сдохнуть скорее вместе с Корпорацией, Ален протянул ему некий непонятный приборчик, который Эндрюс тут же сунул в карман, а Итри поцеловала его в щеку, после чего он покраснел и отвернулся...
…Когда они садились в лайнер, никто не хотел верить в происходящее, и лишь когда натужный вой двигателей стих, сменившись звенящей тишиной гиперпространства, они закрыли глаза и уснули… Уснули первый раз за последние дни и всем троим снилась Земля…

… Втроем они сидели на ступеньках маленького охотничьего домика, и смотрели в густое черное небо, небо, в котором не было следов бесчисленных кораблей, а лишь мерцающие и бесконечно далекие звезды… А еще была Луна, лишь одна, которая не летела, а медленно плыла над черными верхушками деревьев… Рядом спала лохматая лопоухая собака неизвестной породы, положив голову на лапы и слегка вздрагивая, наверное, когда ей что-то снилось… Говорят, что собаки тоже видят сны…
…Да, Земля оправдала их ожидания, и даже больше – в самых смелых фантазиях они не могли предположить, что здесь нет не только вездесущих Корпораций, и то, что здесь есть леса, но и то, что воздух не бороздят десятки флаеров, и тишина похожа на тишину гиперпространства. Они никогда не видели таких полей и лесов, ре и горных вершин, и все прошлое вспоминалось так, как вспоминается ночной кошмар солнечным утром…
… У них были два маленьких домика рядом – Ален никогда не терял надежды найти свою Итри, как говорил он, а за домами был лес, а за лесом – горы. Ну и что, что это глушь по всем меркам, но в гараже есть транспорт, а еще есть многое, что смогла создать цивилизация. Но стоит лишь отойти на пару шагов – мир, каким он был миллионы лет назад, окружает тебя. И можно выбирать время, в котором ты хочешь жить…
…И они жили, только здесь, на Земле, можно было почувствовать себя свободным, свободным от всего…И только здесь можно было ЖИТЬ… Жить, смотря на небо или засыпая в тишине, сидя с удочкой на берегу или играя с лохматым псом…
…Итри нарушила идиллию:
- Сегодня прошел месяц, ты обещал….
-Да, я помню, - перебил ее Фредди, - просто наш гений, он хлопнул Алена по плечу, придумал одну штуку….
- Да, копировщик молекулярной структуры, я надеялся, что Корпорации купят идею, и этого нам хватит, но они отказали, сказав что сам принцип этого противоречит законам Хенгерса…. И я ее разобрал…
- Но эта штука работала! – весело заметил Фредди
- Так…. – Итри задумалась, - тот контейнер, это….. копии…
- Неужели ты думаешь, что Корпорации правы, считая нас идиотами…
- Так…. Значит…. Ты продал им подделку?
Фредди с Аленом расхохотались. За ними рассмеялась и Итри, а потом поцеловала обоих….
….А над лесом плыла Луна…


***
Выходной.

Город засыпал… Это был самый обычный город, уставший от суеты и спешки, ничему не удивляющийся, слепящий бездонную темноту ночи мириадами неоновых огней, глушащий ее тишину звуками глупой музыки, запечатывающий свои двери апатией и скукой… Город боялся остаться наедине с собой. Боялся услышать собственный голос и увидеть вечность в усеянном звездами небе… Город засыпал…
Люди боялись ночи. Боялись остаться одни на темных улицах, и сейчас они как обычно спешили, спешили защелкнуть за собой замок и провалиться в пустой и такой же спешащий сон до следующего утра… Были и те, для кого жизнь только начиналась. Ночная жизнь, полная опасностей и соблазнов…
… По улице шел парень… Нет, он не выделялся взглядом, походкой или чем-то еще – он выделялся ВСЕМ. Длинные волосы развевались ветром, впрочем, внимательный прохожий, каковых по близости не было, обратил бы внимание, что ветер для этого был слишком слаб; по одежде – черному винилу, в который был затянут незнакомец, прыгали блики от сверкающей отовсюду иллюминации, тускло блестели в темноте шипы на ошейнике и пряжки на высоких, до колен нью-роках; тихонько звенели цепочки, которые в изобилии болтались на поясе и браслетах; бледное лицо парня не выражало ничего… Он никуда не спешил… Редкие прохожие оборачивались ему в след, и перешептывались… Немногие посвященные думали «гот», гораздо больше «голубой», а в основном «просто псих»… Многие жались к стенам, пропуская незнакомца – «с психом связываться – себе дороже»…
Девица, о профессии которой легко было догадаться, предложила ему поразвлечься, парень посмотрел на нее полными бесконечной тоски глазами, и она сразу отвернулась… Вывески ночных клубов, полицейские участки, витрины, черные дыры подворотен – одно сменяло другое, обильно поливаемое сверху блеском неона и сдобренное писком и ревом музыки… Никто из прохожих, озабоченных своими проблемами и этой ночью, не задумывался о том, кто этот незнакомец, что он здесь делает и куда направляется... А незнакомец думал о другом – ему нравился город, нравилась ночь, нравилось… Но он удивлялся. Почему на улицах так мало людей, почему они куда-то бегут, почему… Пару раз он попытался завести разговор, но собеседники пускались во всю прыть… Иногда он говорил себе под нос что-то вроде «мне здесь нравится», или «а здесь довольно интересно», но этих слов никто не слышал, и не мог сказать, были ли это именно те слова, или какие-то другие…
И никто не видел, как поднимался от следов странного незнакомца легкий дымок, как рассыпались в серый пепел желтые листья под его ногами, и клочья газет, изредка бросаемых ветром ему в лицо – он ловил их на лету… Пепел кружился по земле, смешивался с бледным вечерним туманом и исчезал… Но прохожие были слишком заняты, слишком скучны или слишком напуганы, чтобы заметить это…
Становилось темнее… Нет, ночь уже давно захватила город, просто парень забрел куда-то очень далеко, где не было сияющих витрин и неона… Вокруг были трущобы – маленькие покосившиеся домики вперемежку с мусорными баками и кусками картона; торчащие отовсюду железные прутья и ржавая сетка вокруг баскетбольной площадки, одинокое кольцо которой чернело на фоне ночного неба… Парень осмотрелся. Он не встречал подобного раньше, но прежде чем он успел о чем-то подумать, он услышал «Эй, придурок!»
Парень остановился и откинул упавшие на лицо волосы… В прыгающем свете горящих мусорных баков он разглядел четыре темных фигуры…
- Закурить есть? – с издевкой спросила одна.
- Нет.
- А поочеемуу? - растягивая слова, произнес другой голос.
- Курение убивает – выдал незнакомец.
Раздался хохот.
- Эй, Вирус, ты что, не видишь – это гомик – взвизгнул еще один.
Четвертый и видимо главный, вышел вперед. Незнакомец стоял спокойно, глядя то в землю, то в небо…
- Что, звезды нравятся? Знаешь, я и мои ребята не любим всяких придурков, извращенцев, а уж тем более голубых в нашем районе. А ты придурок и извращенец, да и, похоже, голубой – сквозь зубы процедил он и сплюнул. Парень тихо ответил:
- Ребята, пропустите…
Тот, что говорил первым, снова расхохотался
- Цезарь, ты слышишь, это дерьмо называет нас «ребятами»! Следом за ним загоготали и остальные. Другой, которого назвали Вирусом, прогнусавил
- Аа дееньгии уу теебяа есть?
Цезарь вновь сплюнул и подошел ближе:
- Ты что, глухой? Это тебя спрашивают! Что, не слышишь?
Хотя сам он где-то в глубине полуубитого пивом и травой мозга подумал: «Что-то не так, любой другой бы уже убежал. Или бы выложил все, что имеет, хотя и в этом случае ему бы не поздоровилось. А этот по-прежнему смотрит в небо. Конечно, был шанс нарваться на отставного морпеха или лоботомированного отморозка-боевика. Но уж больно не похож на них этот тип, скорее, он просто блефует»
- Да врежь ему! – снова раздался визг
- Заткнись, Вонючка – Цезарь вновь посмотрел на парня – Тебя спрашивают или кого? Он начинал злиться.
- Послушайте, мне просто надо пройти, и тогда все будет нормально – по-прежнему тихо ответил незнакомец.
- У нас всегда все нормально, а вот у тебя будут большие проблемы – выкрикнул тот, кто первым его окликнул.
- Верно, Билли – одобрили Вонючка и Вирус.
- Пропустите – продолжал настаивать парень.
- Ну, что ж, проходи, - опять сквозь зубы выдавил Цезарь и отвернулся.
Парень шагнул вперед.
- Если сможешь – выкрикнул главарь и ударил его по лицу…
Незнакомец отлетел в сторону и упал в лужу. Раздался дружный хохот.
- Слабак – презрительно бросил Цезарь и пошел прочь.
- Эй, Вонючка, позабавиться хочешь? Он знал, что самый слабый из них отличался особо изощренной жестокостью, и сейчас он хотел посмотреть, как заговорит этот… через пару минут.
- Еще бы – сразу откликнулся, скаля гнилые зубы, Вонючка
- Я только хотел пройти – снова заговорил незнакомец…
- Эй, дерьмо, получай! – Вонючка схватил валявшуюся на земле ржавую трубу и ринулся на отряхивающегося парня. Такой трубой запросто можно было проломить череп, но парень, как ни в чем не бывало, шагнул в сторону, потом повалился на землю и согнул один из ржавых железных прутьев… Труба просвистела мимо, Вонючка ударил лишь пустоту, труба переломилась, и он не смог удержать равновесие. Он падал, и вдруг заметил загнутый парнем штырь…
- Этот ублюдок Вонючку грохнул!!! – уже не растягивая слов, а скороговоркой выпалил Вирус
-Что!?? – Цезарь обернулся. Железный прут торчал из спины лежащего тела, вокруг которого растекалась кровь, смешиваясь с грязью и мусором. Тела, еще секунду назад бывшего Вонючкой, пусть и изрядным подонком, но его другом… Незнакомец шел на них.
- Я его не трогал – железным голосом произнес он – он не рассчитал своих сил…
- Стой! - рявкнул Цезарь, выхватив пистолет. Что-то снова сверкнуло в глубине его сознания, но он отбросил это, забыл. Сейчас в его руке удобно лежала рифленая рукоять пистолета. «Дезерт Игл» - полуавтомат сорок пятого калибра остановит кого угодно, даже, наверное, слона, а уж накачанного наркотой придурка и подавно.
- Я ХОЧУ ПРОЙТИ!!! – железным голосом произнес длинноволосый.
- Иди! Навстречу ему вышел Вирус, поигрывая огромным армейским тесаком, а за его спиной блестел другой нож, чуть поменьше, в руках у Билли. Цезарь снова подумал, что лучше было бы пристрелить этого…, но это было бы слишком просто; он знал, как умеет обращаться с ножом Вирус, и знал, что незнакомец изрядно помучается, прежде чем сдохнет где-нибудь в мусорном баке. Он по-прежнему держал его на прицеле, давая Вирусу возможность отомстить за Вонючку и просто повеселиться…
Вирус шел медленно, перебрасывая нож из руки в руку – «И не таких уделывали» – думал он перед первым выпадом. «Хороший удар, спасибо одному знакомому из спецназа – обычно после него все придурки хватались за живот и уползали, если могли. Как они мучались…» - мечтательно подумал Вирус и ударил… Парень шагнул в сторону, легко и почти незаметно – и нож сверкнул зря… Вирус удивленно взглянул на незнакомца и увидел, как его кулак медленно, неправдоподобно медленно движется к его лицу… Он попытался уклониться – это казалось очень простым, но тело его не слушалось… «что проис…» - мелькнула у него мысль и тут свет погас…
-СТРЕЛЯЙ!!!! – истерически завизжал Билли, увидев, как голова Вируса покатилась в ту самую лужу, куда до этого упал парень. Цезарь нажал на курок. Мыслей не было, лишь пустота и где-то бьется только одно слово «что-то не так».
Пистолет дергался в руках, пули рвали идиотскую одежду незнакомца, рвали его плоть и кровь мелкими каплями летела вокруг… Но он шел вперед… Шел спотыкаясь, его отбрасывало пулями назад, но он приближался… Цезарь уже видел его глаза, видел загоревшийся на самом их дне багровый огонь… Видел, как первые выпущенные им пули падали в грязь, как затягивались его раны и восстанавливалась одежда… Багровое пламя в глазах горело ярче, притягивало взгляд… Палец автоматически жмет на курок…Резкий щелчок – обойма кончилась… Незнакомец уже близко… Он протянул руку и взял пистолет за ствол… Блестящий металл рассыпался ржавой трухой…
- Ты не знаешь, с кем связался!!!! – взахлеб орал Цезарь. Ты уже труп!!!
- А ты знал, с кем связываешься?– прорычал парень и схватил Цезаря за горло… Его рука была ледяной…
- Я найду тебя!!! – хрипел главарь.
- УА – ХА – ХА!!! – диким смехом, скорее даже уханьем рассмеялся незнакомец.
Мысли вернулись к Цезарю – «Надо было бежать, бросить этого Вонючку – ему давно уже туда дорога и бежать, никто бы не узнал этого, если бы мы не проболтались…» Но было уже поздно. В глазах парня еще ярче вспыхнул багровый свет, и Цезарь с ужасом видел, как осыпались на плечи его волосы, как сморщивалась и отпадала кожа с его лица, как все холоднее становилась его рука,… как все ярче полыхало багровое пламя в глазницах улыбающегося безукоризненной белоснежной улыбкой черепа… Цезарю казалось, что он слышит рев огня, и где-то в его языках корчатся человеческие фигуры…
- А ты знаешь, КТО Я!!!??? – раздался нечеловечески низкий рык…
Билли, окаменев от страха и не в силах отвернуться, смотрел, как превратился в скелет этот придурок, впрочем, он оказался далеко не придурком и положил уже всех (кроме меня – подумал он злорадно); и как теперь превращался в скелет, только вопя и извиваясь, Цезарь – этому никто не поверит… В голове только одна фраза: «так не бывает, что-то не так, этого не может быть». Но это было… Скелет выпустил из руки то, что когда-то было одним из самых крутых пацанов в этом районе – остатки тела рассыпались в пыль, не коснувшись земли и ветер понес прах к Билли. Он поежился. Скелет повернул череп…
И тут он не удержался… Он почувствовал, как намокли его штаны, и бросился бежать, спотыкаясь и шарахаясь от стены к стене по залитой багровым улице… Несколько раз он упал, разбил себе лицо, но продолжал мчаться напролом, чувствуя в спину леденящий взгляд пылающих багровым глазниц… Но в конце переулка он не удержался… Нет, ну не пойдет же…. ОНО в таком виде в город, хотя, кто знает, что это было и что оно будет делать, но оставлять этого так тоже нельзя. Он повернулся к скелету и выкрикнул:
- МЫ еще встретимся!!! Он уже приготовился умереть, но скелет лишь добродушно рыкнул:
- Конечно...,Билли ударила дрожь, - и даже раньше, чем ты думаешь…
На этих словах багровый свет погас, скелет шагнул в сторону и растворился в темноте боковых улиц…
-Пронесло – подумал он и, конечно, его пугали слова незнакомца о скорой встрече, но уж к ней он подготовится основательно… Билли пятился назад, не в силах оторвать взгляд от места побоища, и обдумывая, насколько это было в его способностях, как можно покончить с неведомой тварью…
Потом он обернулся, и увидел ослепительный свет и искаженное лицо женщины за стеклом несущегося на полном ходу автомобиля…
* * *

Город спал… Исчезли с улиц прохожие, исчезли, растворившись в ночной темноте до следующего суетливого утра. Погасли мерцающие огни, стихли звуки… Казалось, город умер, но за стенами домов, в подвалах и на чердаках жизнь сохранилась. Она по-прежнему неслась вперед, не останавливаясь и не задумываясь. Город спал…
Патрульная машина Энди медленно ползла по темной улице… Тихо, как довольный кот, урчал мотор, и это урчание выводило Энди из себя… а еще этот Адамс, навязавшийся в патруль от нечего делать – сопит сзади, видимо дрыхнет… Лишь Джексон, напарник Энди, совершенно спокоен. Впрочем, эта сволочь всегда спокойна и всегда не хочет спать… Энди продолжал накручивать себя… Угораздит же попасть в патруль в четвертом часу ночи… И этот ублюдок комиссар – ну, подумаешь, выпил на работе баночку пива – по такой жаре не выпить чего-нибудь холодненького просто грех… А его занесло в кабинет…
Впрочем этот придурок Джексон был в одном прав – Энди всегда бесил его неисправимый оптимизм – но ночью может подвернуться какое-нибудь дельце, раскрутив которое, можно обеспечить себе теплый кабинет детектива, а не таскаться по этим вонючим улицам… Но когда это еще будет… А тут еще эта жена – толстая противная кобыла… Энди сплюнул… Способна только пилить и ныть, а уж о том, чтобы одеть что-то поновее замызганного халата… И дернул же черт жениться… Вот Джексон – живет один, никто его не достает, но уж и девки у него не переводятся… причем дармовые. Которые, увидев жетон и форму, сами ноги раздвигают… Энди снова сплюнул… Его бесило задание. Бесил невозмутимый Джексон. Бесило все, и он усиленно думал, куда бы выплеснуть кипящую в нем злобу… Может, отдубасить какого-нибудь бродягу – благо, Джексон дубинку всегда с собой носит, вот и сейчас крутит ее в руках…
- Нет, ты посмотри, какая цыпочка!!! - Джексон аж высунулся в окно, – да не туда, вот, под носом не видишь…
Энди от увиденного ударил по тормозам. На самом краю дороги стояла девица. Сетчатая кофточка почти ничего не скрывала, и Энди пожирал ее глазами. Юбку ее и юбкой-то назвать было нельзя, а шпильки… Причем – это Энди заметил сразу – она вовсе не была похожа на потасканную уличную шлюху.
- Да уж, вот такую бы…-мечтательно думал он. Если ему когда-то и перепадало, то почти всегда это были девки самого низкого пошиба, на которых и смотреть-то трезвым не хочется. Но эта…
- Да она еще и под кофточкой ничего не носит!!! – Джексон прищелкнул языком. Энди тоже заметил это, и готов был биться об заклад на что угодно, что и под юбкой у нее тоже ничего нет… Да, вот такую бы поиметь…
Пока Энди предавался мечтаниям, Джексон брал быка за рога. Это тоже постоянно бесило его в напарнике – пока Энди раздумывал, этот ублюдок действовал, и, разумеется, пожинал все награды…
- Эй, детка! – Джексон почти вылез из окна. (И как это он не падает? Вот бы он разбил перед ней свой нос – тогда бы я посмотрел, кому она достанется!!! – Энди тихо бесился.) Его предположение подтверждалось – вместо ожидаемого прокуренного «Отвалите, козлы!», девица смущенно и едва слышно прошептала «Что вам надо?»
- Нет уж, этот шанс я не упущу – подумал Энди, - нечего в таком виде шататься ночью по городу.
- Поехали, покатаемся! – Джексон плотоядно улыбнулся.
Девушка не ответила, а попыталась прорваться вперед, но Энди не растерялся (Не только Джексону действовать), ударил по педалям и на полном ходу влетел на тротуар, едва не угодив в витрину, перед самым носом незнакомки. От всего этого проснулся Адамс, начал что-то ворчать, но, получив тычок под ребра, тоже высунулся в окно и уставился на девицу…
- Только этого козла тут еще не хватало, уж у него и денежки водятся - мог бы и в бордель сходить – Энди готов был поубивать их обоих… Особенно Джексона, который сейчас шептал им двоим на ухо их же собственные мысли – «Берем ее! Мало ли кто ее здесь в таком виде… И никто не узнает, бросим потом и все…»
Энди распахнул дверцу машины
- Поехали, детка, покатаемся! - повторил он за напарником – и, еще более похотливо, оскалил зубы…
Девица шарахнулась в сторону, но он схватил ее за руку, кофточка свалилась у нее с плеча, и Энди убедился, что «одеждой» то, что было на ней, назвать можно было только ради приличия. Теперь уже его ничто не могло остановить, даже если бы сейчас перед ним появился сам Сатана, то он бы нашел, как выкрутиться… На удивление, девица не стала сопротивляться, и они легко затащили ее в машину. Черт, придется посадить ее рядом с этим долбаным Адамсом, разумеется, он сразу начнет ее лапать – но, увы, ничего не поделаешь, как бы не хотелось, но придется поделить ее на всех.
Девка, по-видимому, была пьяной или под наркотой – она даже не попыталась что-то сделать, когда Адамс полез ее под юбку…
- Оно и к лучшему, ничего потом не вспомнит – думал Энди, а Адамс, сукин сын, не может потерпеть, сволочь…
Он давил на газ что есть силы, машина неслась так, что вот-вот готова была взлететь, но его беспокоило сейчас вовсе не это – скорее бы найти укромное местечко и выбросить этого…. с заднего сиденья.
Но тут девица неожиданно спохватилась и принялась истошно орать «Отпустите!!!!»
- Нет уж, как бы не так – ее крики еще больше взвинчивали Энди, сегодня уж я оторвусь по полной…
Адамс уже вовсю распустил руки, но тут она вцепилась ему в плечо… Теперь заорал и Адамс.
-Туда ему и дорога… но тут вмешался Джексон – развернувшись, он ударил ее дубинкой прямо по лицу, через которое вздулась красная полоса.
- Ты совсем охренел!!!!! - заорал Энди. Какого … ты ее бьешь???
- Пусть не орет. – невозмутимо ответил Джексон. А ты – он ткнул в Адамса – мог бы и подождать немного, всех на улице переполошил.
- Ты, святоша чертов – разозлился и Адамс, не хочешь – проваливай к чертовой матери.
Джексон попытался что-то вставить, но тут Энди со всей, отнюдь не маленькой силы ударил его в лицо, и напарник медленно сполз на сиденье.
- Наконец-то!!! – Энди стало немного легче, теперь бы еще избавиться от Адамса, и она достанется мне, а потом… потом ему все будут завидовать, а может быть и нет, но уж это не их дело. Энди продолжал злиться – ему никогда, с самой школы не везло с женщинами. И пусть молчат те, кто говорит, что девкам нравятся качки. Он никогда не был слабаком, но когда другие развлекались с подружками, он угрюмо ходил по ночным улицам и вынашивал планы мести… Именно поэтому он и пошел в полицию – чувство власти, пусть даже и совсем маленькое, давало ему хоть какое-то удовлетворение, впрочем, и в полиции получилось все как и раньше – ему по-прежнему доставалась самая грязная работа, самые затасканные девки, и самое теплое пиво. Причину подобной несправедливости Энди не знал и не мог понять, впрочем, ему никогда не выпадал шанс выделиться. А может быть, он просто его не замечал. И теперь Энди ну никак не хотел упустить подвернувшуюся столь неожиданно удачу. Он уже представлял, как его руки гладят шикарное тело девушки, стягивают с него одежду…
Но тут пришел в себя Джексон... И мысли Энди оборвались, проваливаясь куда-то в живот, туда, куда его ударил напарник…
- Да ты!!!... – Адамс уже был готов к драке… а Энди, смотря в упор на напарника, и стараясь не поморщиться от боли, одной рукой шарил в поисках «Ремингтона», стоящего где-то близко…
Джексон снова попытался замахнуться, теперь на Адамса, когда ему в живот уперся холодный ствол дробовика.
- ТЫ!!!
Но посмотрев на Энди, он понял, что сейчас спорить, и говорить с ним бесполезно. Безумие было видно не только в его глазах, а даже, наверное, и со спины…
- Выходи!!!
Джексон послушался – против аргументов 12 калибра выступать, по меньшей мере, неразумно, и начал выбираться из машины. Энди тоже выкарабкался, и, не смотря на то, что все его внутренности, похоже, завязались узлом, дробовик держал крепко.
-Убирайся!!!
Джексон шагнул назад…
-Убирайся, она МОЯ!!! – Энди пригрозил ему ружьем, и собрался садиться в машину. Но Джексон был не из тех, кто легко сдается – он бросился на Энди, но… Лишь немного не рассчитал, и, вместо напарника, наткнулся на ствол «Ремингтона», Энди, еще не совсем пришедший в себя, не удержался на ногах и дернул ружье на себя… Грохот дробовика посреди ночи был оглушительным, Джексона отбросило на несколько шагов, и Энди не хотел даже смотреть в ту сторону, прекрасно понимая, как выглядит сейчас тело напарника. Из машины выскочил Адамс
- ТЫ что!?
- А то ты не видел? – зло ответил Энди
- Да, видел, он сам кинулся на тебя. Только теперь…
- Заткнись – оборвал его Энди. Он прекрасно понимал, что ему теперь не избежать огромной кучи проблем, связанных с этим дохлым козлом Джексоном, и со всем остальным, в лучшем случае, он лишиться работы, а в худшем… Впрочем, куда больше его интересовала лежащая в машине девица. Хотя где-то глубоко Энди понимал, что она либо действительно ненормальная, выбравшаяся на улицу в таком виде, или шлюха, желающая отомстить всем мужикам, наверняка больная СПИДом, или что-то гораздо хуже – скажем, подружка какого-нибудь босса, за которую их всех достанут и с того света, а потом ад им покажется раем – Джексон рассказывал подобные истории… Но эти мысли мало беспокоили Энди, как и лежащий рядом труп напарника…
- Плевать на Джексона, на всех, сегодня мы оторвемся – он знал, что Адамс – единственный человек, который может спасти его шкуру, и с ним придется поделиться. А там… Энди был не из тех, кто загадывал наперед.
Он сел в машину, Адамс сидел рядом, а девка, видимо, еще не пришедшая в себя после удара Джексона, лежала сзади.
- Хоть он не будет ее лапать – Энди был доволен…
Машина на полном ходу влетела в темный переулок, едва не врезавшись в стену.
- Наконец-то!!! Энди перебрался на заднее сиденье. Девица по-прежнему лежала ничком. Он провел рукой по обивке и зло крикнул Адамсу:
- Сколько раз вас просить не курить в моей машине!!!!
- Что ты психуешь сегодня? Не курю я в твоей поганой колымаге!
- Или это этот козел Джексон? Это что? – Энди брезгливо сгреб в щепотку что-то на сиденье и выбросил за дверь – Разве это не пепел?
* * *
Город просыпался… Просыпался после душной ночи, которая почти никому не принесла облегчения. Утренняя суета еще не развилась до той степени безумия, которая для некоторых становится критической, но и сейчас люди уже спешили куда-то, спешили с целью и без, на работу и домой… Городу, как и всегда, было безразлично… А может быть, не городу, а лишь его обитателям, но, как бы там ни было, новый наступающий день ничем не отличался от многих таких же дней. Прошедших и будущих…
Джиму сегодня везло. Точнее, ему начало везти еще вчера, и сегодня он очень надеялся, что эта полоса не закончится. А началось все с того, что разогнав бродячих собак, он нашел в мусорном баке большой пакет. А в пакете… Там была колбаса, сыры, и еще целая куча всякой до ужаса вкусной ерунды, названий которой он не знал, и никогда, до вчерашнего дня, не пробовал. Но на этом все не кончилось – на другой свалке он нашел целую кучу одежды, и большая часть ее пришлась ему впору – вот и сейчас он сидел в новом костюме, и был этим очень доволен – по крайне мере, он не выглядел подобно множеству других бродяг, к которым и подходить-то не каждый захочет. А обшарив карманы, он еще нашел пару долларов мелочью – все лучше, чем ничего. Выменяв ненужную ему одежду другим бродягам за всякие полезные вещички, Джим был доволен. Особенно ему нравилась старая, но очень неплохо сохранившаяся гитара, на которой действительно можно играть, а не производить устрашающие звуки… А сегодня утром копы провели облаву – и этому Джим тоже был очень рад – он сидит в этом квартале уже сорок лет, и его никто не трогает, а вот всех остальных отправили… впрочем, Джима совсем не интересовала их судьба – в основном это были спившиеся молодые люди, которые даже у него вызывали отвращение. И теперь Джим остался хозяином этой улицы. Конечно, это не центр, но подают тоже очень и очень неплохо…
Джим развернул газету, купленную на честные деньги – он всегда покупал газету, пусть и самую дешевую бульварную газетенку, если находил хоть сколько денег. Ему было интересно, что происходит в мире, и пусть то, что в ней было написано, к действительным событиям имело весьма малое отношение, но Джиму это нравилось, нравилось рассказывать другим бродягам и слушать их восторженные реплики.
Вот и сейчас Джим увидел на первой странице набранный огромными буквами заголовок «ВЫХОДНОЙ У СМЕРТИ», под которым была нарисована и сама курносая, мирно возлежащая на шезлонге, видимо, где-то на Багамах, и держащая в одной руке коктейль, а в другой – почему-то мобильник. Неизменного ее атрибута – косы нигде видно не было. Картинка Джима не очень впечатлила, и он начал читать.
«Редчайшее событие произошло в мире за последние 24 часа – нигде не было зафиксировано ни одной смерти. Правда, отличился наш город (эта фраза была гордо выделена красным), где были убиты трое полицейских и четверо членов одной из подростковых банд. По мнению ученых, подобное событие вполне возможно, хотя его вероятность и составляет менее десяти в минус тысячной степени. И в этом нет ничего сверхестейственного. Хотя, чтобы представить себе подобное число…» Джим с раздражением отбросил газету, он знал, что в ней вполне могут написать всякую чушь, но подобное… Он сказал вслух
- Ну и ерунду стали писать. Бред!
- Действительно, бред! – раздался чей-то голос, Но не стоит мусорить на улице, Джим! – добавил незнакомец и наступил на уже пытающуюся улететь газету. Джим поднял голову. Перед ним стоял господин. Точнее, человек, выглядящий именно так, как в представлении Джима должен был выглядеть господин. В дорогущем, наверное, костюме, в вычищенных до ослепительного блеска лаковых туфлях, с безупречно повязанным галстуком, массивным перстнем-печаткой и кейсом в руках. Джиму стало немного неловко, и он поежился.
- Интересно, как он сюда попал, подумал Джим, но в слух произнес совсем другое:
- Что вам угодно, Сэр?
Но господин, как и многие богатые люди (Джим не был с ними знаком, но в газетах об этом часто писали) видимо, оказался большим чудаком, и пробормотал себе под нос что-то похожее на «Единственное, что здесь мне не нравится – это газеты», впрочем, Джим не был в этом уверен. А потом он спросил:
- Джим, а вы бы хотели уехать отсюда? Джим потерял дар речи, он даже не заметил, что незнакомец называет его по имени, его поразило другое - о ТАКИХ чудаках он читал лишь в сказках. Незнакомец не стал дожидаться его ответа, снова пробормотал «….машины… авария… конец….», или что-то подобное… Потом присел на корточки перед Джимом и открыл кейс. Его содержимое скрывала крышка, но Джим умудрился рассмотреть, что в кейсе лежали… новенькие пачки денег. Незнакомец взял одну, перелистал купюры, а потом неожиданно вытряхнул весь кейс в шляпу Джима. У него отнялся язык… Он слышал истории о том, как иногда подавали стольник….или даже больше, но такое… Действительно бывает только в сказках…
- Ну, бывай!!! – не своим голосом сказал господин, закрыл кейс, залихватски подмигнул сидящему в оцепенении Джиму, и пошел прочь.
- Он, что? Псих? - Подумал Джим, но тут господин как-то непостижимым образом снова оказался рядом и тихо, но очень страшно прорычал:
- Чтобы тебя больше здесь не было! Купи себе домик, и занимайся тем, о чем мечтаешь! В глазах незнакомца мелькнули багровые искры, и он как-то очень быстро скрылся в лабиринтах переулков. Джим все еще не мог пошевелиться… А потом начал поспешно складывать пачки денег по карманам….
…. Потом, на многочисленных пресс-конференциях после каждой новой книги Джим рассказывал эту историю, но ему никто не верил… Не говорил он лишь о том, что гораздо больше его поразил обугленный след лакового туфля посреди белого газетного листа…


***
Некоторые события, ситуации, лица и предметы могут не соответствовать реальности, впрочем, это не главное….

Козел на краю бездны.

Почему я хочу это рассказать? Не знаю… Может быть, еще через тысячу лет, когда мир придет в себя, и люди начнут искать причины этого. Почему произошло…то, что произошло…, кто-нибудь прочитает это… Я не тешу надеждой себя, в том, что он сможет понять мои чувства и… впрочем, я не хочу предаваться воспоминаниям, что сделано-то сделано, и я никогда не жалел об этом, и не вам судить меня в том…
…Поезд стучит на юг… В душном, пропахшем потом и табаком вагоне, мне было не по себе. Особенно, если знать, что должно произойти… Впрочем, они это заслужили… Когда они похитили ее, я бы еще мог остановиться и заплатить, но когда они прислали мне ее пальчик…. Нет, я никогда не прощу им этого, я не прощу этого и тем, кто довел все до крайности, до предела, за которым находится бездна… Бездна…
Я знаю, что у меня на хвосте висят тысячи людей, людей смертельно опасных, непримиримых врагов в одном, и совершенно солидарных в другом… Меня ищет милиция, ищет усердно, но пока мне везет… Меня ищут бандиты, впрочем, и с бандитами пока мне везет тоже… Я могу понять их – два десятка ограблений за неделю - наверное, это немного слишком, но у меня нет времени… Я пообещал им почти все, более чем щедрое предложение, а потом сдал их – всех… Меня не мучает совесть, нет, может быть, я потерял ее тогда, когда придумал это, а может быть, ее у меня украли, как и все остальное… Конечно, они сразу заложили меня, и теперь кто-то не может мне этого простить, хотя если я доберусь до… им будет уже все равно, впрочем, как и мне; если же не доберусь… Я стараюсь не думать об этом…
Все же люди способны придумать что-то полезное, хотя и очень редко – например, Интернет. Кто-то живет в виртуальном пространстве, воображая себя всемогущим, или даже богом, но это не для меня, я хочу жить в реальности, хочу не потерять то, то единственное, что у меня есть – жизнь… Но там я нашел его… Врага надо бить его же оружием… Самым страшным оружием, особенно, если враг безлик и окружает тебя отовсюду… Так я нашел его…
… Дождь льет уже третий день… В лужах не отражается ничего, даже малейшего отблеска… Это мой единственный шанс, впрочем, весь план состоял из единственных шансов – я шел ва-банк, и ставкой в этой игре была… Впрочем, мне везло, и сейчас рядом лежало столько денег, что их хватило бы на десять поколений, но им они будут не нужны, они нужны мне, точнее, нет, они нужны ему, нужны для того, чтобы… Хотя я надеялся его опередить, я не оставлю ему, и им всем шансов – в этом месте я не полагался на удачу, все было рассчитано… Бежит по лужам дорожка света, бежит, приближаясь ко мне. Он приехал…
- Где деньги? – человек в черном вылез из машины и подошел ко мне, ощупал, обронил «чисто» и отошел…
- Я хочу видеть … – я специально назвал его имя, зная, что ему это не понравится,
- Где деньги? – настаивал черный
- Вот – я сунул ему кейс – это половина, вторая потом…
Возможно, я делал что-то не так, насмотревшись дешевых фильмов, старался показаться крутым, но мне хотелось позлить его.
- Теперь товар…
В окне показалась унизанная кольцами рука, держащая сигарную коробку, щелкнул замочек, и я увидел, как там, на черном бархате блестело то, что было нужно мне…
- Вот вторая половина – уверенность покинула меня, и сейчас меня грызли самые разные сомнения, но отступать было некуда…
Охранник заинтересовался содержимым кейса, пошуршал немного, потом сунул его в машину, взял коробку и передал мне…
- Я хочу ВИДЕТЬ … – выдавил я из последних сил, я понимал, что это уже верх наглости и ожидал ругательств или даже пулю, но стекло опустилось ниже. И я увидел его лицо и улыбнулся ему… Он еще не знал… А на его лице была ненависть, он даже не пытался ее скрыть…
-Вы всегда были козлами – он ткнул в меня пальцем, я не знаю, зачем тебе ЭТО, и не хочу знать – говорил он медленно, коверкая слова, и как бы задыхаясь – но на эти деньги… На них я смогу обучить еще людей, много людей, и они будут воевать с вами, они победят вас, они будут убивать ваших солдат и брать ваших женщин – тут он грязно расхохотался – Вы, как козлы, вы не умеете воевать, вас можно только резать, и мы будем вас резать – он рассмеялся тем смехом, который, видимо, считал жутким – Вы предаете друг друга, вот ты заплатил вашим врагам и сделал нас сильнее, вы…. Машина рванула с места. И я не услышал последних слов, впрочем, сейчас я мог стерпеть все, что угодно – ведь я получил, я получил то, получил каплю самой абсолютной смерти в этом мире, что сможет остановить этого человека, хотя «человек» звучит слишком громко, и еще много-много других… Для этого надо лишь…
Я смог сесть на поезд, смог остаться незамеченным в нем, смог… И я начал верить в себя…
Я должен был позвонить ему, чье имя я тоже не назову – пусть хоть одно злобное ничтожество останется в анналах истории безымянным, должен сделать это, я представил, что мне нужно раздавить слизняка. Раздавить голой рукой, и почувствовал омерзение, но… Теперь я был готов выслушать его, выслушать его до последнего слова, о том, какие они серьезные люди, о том, что он сможет завоевать полмира, о том, как он будет резать всех… «Я выслушаю» - сказал я вслух, и улыбнулся… И от этого мне стало страшно. Я выпросил у него еще один день, впрочем, это оказалось не так сложно. Стоило только пообещать ему чуть больше денег… Он обвинял меня во всех грехах, говорил, что мы даже не способны спасти своих женщин, говорил… Но ни он, и никто не был мне судьей, и никогда не будет, потому что завтра….
Я не спал эту ночь, у меня не осталось сил. Впрочем, смогли бы вы спать, зная, что завтра наступит конец света? А зная, что вы… Нет, я не буду морализировать, пусть все остается так, как есть… Но я вспоминал… вспоминал эту войну, развязанную неизвестно кем, и неизвестно для чего. Вспоминал, как друзья в один день превратились во врагов, вспоминал… Я не хочу перечислять здесь свои воспоминания, они уже ничего не значат ни для меня, ни для вас, если вы когда-нибудь прочитаете это…
Я люблю горы, люблю их смертельно опасную красоту, люблю бездонно-голубое небо над ослепительными вершинами, люблю тишину… Пока подобные ему не испоганили все … Вот и сейчас я стою на дороге, время идет, осталось совсем чуть-чуть, и меня не радуют горы, они смотрят на меня стеклянными глазами и хотят моей крови, я чужой здесь, чужой… Пока… Клубится вдалеке пыльное облако – это он. Он везет ее, а я привез ему деньги… И еще кое-что…
Джип тормозит. Он – само довольство, с видом победителя он выходит из машины… Вот она… Что они с ней сделали…
- Вот деньги – кричу я и кидаю кейс в пыль…
- Не верю - ухмыляется он…
- Назови пачку…
Он говорит, я беру ее, рву ленту и кидаю к его ногам… Ветер кружит купюры, бросает их в лицо боевикам…
- А теперь ее
Он бет ее по лицу, и она падает в пыль, я поднимаю ее, а он – кейс. Обмен состоялся, а теперь…
- Подожди – кричу я ему в след. Я хочу поговорить, мне кажется, это не такая большая потеря за такие деньги. Он оборачивается. Его рука тянется к автомату.
- Подожди. Ты, конечно, можешь убить и меня и ее, но он – я ткнул пальцем на вершину холма, где задорно блеснула линза прицела – он убьет вас раньше, и заберет деньги, и что тогда будет с твоими людьми… Это был чистой воды блеф – кусочек зеркала меж двух камней, но я надеялся, что он сработает, мне повезло и на этот раз… Он стиснул цевье автомата.
- Я только хочу поговорить. Знаешь, ты конечно, очень крутой, очень, но… Ты считаешь меня и всех козлами и баранами, которых можно только резать. Знаешь, я соглашусь с тобой в этом. Он сделал недоуменное лицо. Но если ты такой спец по козлам и баранам, то я думаю, ты знаешь, что в стадо баранов всегда пускают козла. Иначе один баран, упав в пропасть, увлечет за собой все стадо, а так они идут за козлом и остаются живы. И – я улыбнулся – я – один из таких козлов. Но ты никогда не задумывался, что будет, если в пропасть шагнет козел? Он продолжал таращиться, ничего не понимая, и даже не пытаясь что-то сказать. А бараны – это вы! Он схватился за автомат, но я ткнул пальцем за спину и он сдержался. Вы пасетесь даже не на краю обрыва, а на маленьком островке, висящем над пустотой. Вы не можете жить без поводырей, без козлов, которые отводят вас от краев бездны. Вы не можете жить без нас, без простых людей, таких как я, как она, как тысячи тех, кого вы убили. Без нас – вы – никто. И вы не боретесь за свою землю – она не нужна вам, и ваша вера, которую вы так расхваливаете – она для вас ничто, пустой звук, вы просто убиваете, потому что ни на что больше не способны, и ищете оправдание сами себе. Он закипал, и я не знаю, может быть, меня бы уже не было, но я успел достать из кармана… Я зажал между двумя пальцами маленькую стеклянную ампулу с двумя каплями желтой жидкости.
- Ты знаешь, что это – сказал я ему, и увидел, как побледнело его лицо. Да, я купил это у … Он вздрогнул… Я думаю, теперь ты меня дослушаешь.
- Да, без нас вы – никто. И те, кто платят тебе деньги, думаешь, они сами зарабатывают их? Нет. На них работаем мы. И политики, сидящие в высоких креслах и играющие в войны – они там только до тех пор, пока мы терпим их бред, который они несут с трибун – вот вы и есть бараны. Вот ты – без моих денег ты никто, ты и твои люди не переживут эту зиму. Ты мог бы сделать с ней все, что захочешь, но чем бы тебе это помогло? Он молчал. Вы способны только называть баранами других, но, ты, ты никогда не думал, что будет, если я – маленький человек, козел в вашем бараньем стаде, шагну в бездну? Шагну потому, что меня тошнит от этого мира, от вас, от ваших высоких материй, вашего самодовольства и крутизны. Меня достали все эти красивые слова, политика, ваши войны, ваши веры, ваши правила, меня достала беспросветная тупость людей, бесконечные запреты и условия, которые вы придумываете для нас, придумываете лишь для того, чтобы еще больше подчеркнуть вашу силу и власть. Силу и власть, висящую над пустотой… Знаешь, что будет? Я щелкнул пальцами, и конец ампулы, искрясь на солнце, покатился в пыль. Из руки поднялся легкий дымок…
Он завопил. Завопил криком загнанного в западню и смертельно раненого зверя.
- Ты можешь убить меня теперь – сказал я спокойно – ты никогда не сможешь найти вакцину. Тебе не помогут и пытки. Потому что я тоже не знаю, где она – это было единственное проработанное место в моем плане и теперь у меня, хотя мне пора начать говорить «у нас», было сорок восемь часов, чтобы остаться в живых…
…Мир рухнул за пять дней…


Три месяца спустя…
…Наступала осень, еще совсем ранняя, и солнце грело почти по-летнему, лишь на деревьях начало проступать золото… Шум машины кажется чужим в этой кристальной тишине, в этом до жути прозрачном воздухе, и здесь, на уже начавшей зарастать по краям травой, автостраде… Теперь у нас другие имена, мы выбрали их сами, выбросив все то, что связывала нас с прошлым… Я не назову своего имени, не хочу, чтобы если кто-то прочтет это, из меня сделали вселенское зло, поэтому его не узнает никто… Ее звали Ли – мы не старались выбирать звучные имена. А еще была Хелл… И старик-охотник, так и оставшийся Стариком…
Теперь, когда белый призрак зимы перестал маячить на горизонте, точнее, он просто превратился в безобидное маленькое привидение, гермодвери безымянной военной базы могли бы выдержать и четвертую мировую (интересно, будет ли она, и если будет, то на чем…), а за ними было запасено припасов, топлива и оружия на десятки лет, даже пара ракет, но к чему они… Теперь все позволили себе немного расслабиться… Но и сейчас в кузове гремели канистры и ящики…
Хелл была первой выжившей, которую мы нашли в мертвом городе, кишащем зомби и бандитами… Первой, но не единственной… Тогда я думал, что «не единственной к счастью», но теперь все чаще говорил «к сожалению»… Встречали мы и чокнутых военных, обещавших своим подчиненным женщин, и устраивавших за ними охоту; и бандитов, по старинке требовавших денег и золота…
Теперь, когда за нашей спиной были железные двери нашего нового дома, вылазки в мертвые города стали больше развлечением, пусть смертельно опасным, но не настолько, как раньше… Зомби почти каждую ночь прорывались за растяжки, и приходилось пускать в дело клинки… В такие ночи забрызганная кровью Хелл вполне оправдывала свое имя… Озверевшие собаки, и еще более озверевшие люди, из под носа которых приходилось таскать продукты, чтобы дожить до следующей ночи – все это в прошлом… А сейчас за моей спиной весело смеются Ли и Хелл…
- Смотри, лиса… Лиса спокойно шла прямо по середине некогда ревущей автострады… Мир вечен… он был и будет таким, без войн и политиков, без религий и национальностей, без государств и границ… Без кого бы то ни было… Наш мир…
Я не смотрел на указатели – теперь это были пустые слова на ржавеющем металле. Через несколько лет никто и не вспомнит о них… Все это одинаково мертвые города, наводненные зомби и бандитами…
…На обочине лежал скелет… Трава уже оплела кости, проросла меж ребер и венчики цветов качались над пустыми глазницами. Но пальцы его по-прежнему мертвой хваткой сжимали автомат… Я потянул за него и рука скелета рассыпалась… Я закинул его в кузов – потом Хелл выбросит его в ревущие у порога нашего дома волны, и они унесут еще одну пылинку грязи прошлого…
- А мы до темноты вернемся? – крикнула Хелл, выглянув из окна
- Думаю, да…
Я вернулся в горы, я не смог противостоять этому искушению, но сейчас они были такие же, как и когда-то давно – сияющие вершины под бездонно-голубым небом… Зло ушло, ушло навсегда… По крайне мере, я на это надеюсь…


***
НАСЛЕДИЕ. (подражание Г.Ф.Лавкрафту)


Сейчас, когда я пишу эти строки, я еще не совсем оправился от перенесенного мною кошмара, и мой разум еще не вполне ясен, однако события, произошедшие со мной в последние месяцы слишком сильно изменили привычное течение моей жизни и привели к некоторым проблемам с рассудком, впрочем, благодаря врачам и – и это будет более убедительным - успокаивающему воздуху Атлантики, я нахожу в себе силы описать то, что привело меня вначале в палату психиатрической клиники, а затем – на борт «Луизианы» - круизного лайнера. И хотя я до сих пор нахожусь под наблюдением, и доктор категорически запретил мне вспоминать, а уж тем более рассказывать кому бы о ни было эту историю, но я думаю иначе – те, кто сталкивался с кошмарными порождениями неведомых нашему знанию миров, поймут меня, поймут, как сложно сказать себе, что ничего этого не было, что все произошедшее – лишь плод воспаленной фантазии, а еще сложнее забыть это, забыть то, что ты увидел за призрачной гранью, отделяющей наш мир от неведомого.
Мое имя – Элиас Дарни, и мне 33 года, которые висят на мне, как камень на шее утопленника. Точнее, я бы сказал, что они висят на окружающих меня людях, которые заставляют меня самого нести этот груз, которого я не чувствую… Я родился в ничем не примечательной семье, и сразу стал в ней чужим. И это проклятье я несу до сих пор. Отец-алкоголик, и мать - запуганная тихая женщина не оставили в моей памяти никаких впечатлений, которые мне хотелось бы вспоминать. У меня были братья и, кажется, сестра, но что стало с ними и где они – я не знаю, и вовсе не горю желанием узнать. Детство мое прошло на пыльном, пропахшем мышами и нафталином чердаке, куда я прятался от приступов пьяной ярости отца, а потом – и гораздо чаще – от своих сверстников. Там, среди куч неизвестных книг, источенной жуками старинной мебели и еще множества странных и непонятных для меня предметов я и вырос… Эти старые книги дали мне больше, чем все люди, населяющие и когда-либо жившие на нашей планете. Я читал все подряд – от детских рассказиков и слезливых любовных романов, до кровавых хроник неизвестных миров и тайных учений тех, чьи имена давным-давно исчезли с потертых обложек. Я не знаю, чьей была эта столь разнообразная библиотека, и подозреваю, что кто-то из родных приносил эти книги лишь для того, чтобы растапливать печь, но потом просто забыл о них. Непонятные тома я откладывал в сторону, чтобы вернуться к ним позже, и мало-помалу, стопы прочитанной мною литературы росли… И еще я любил впечатления. Это кажется странным, и мало кто сможет понять истинный смысл подобной страсти, но для меня впечатления были всем – воздухом, пищей, водой и множеством других вещей, без которых обычный нормальный человек не представляет своей жизни. И именно поэтому я не хотел взрослеть. Я уже тогда понял, что по мере моего взросления мир, который сможет обеспечить меня впечатлениями, стремительно расширяет свои границы, и я никогда не смогу догнать его, не говоря уже о том, чтобы обеспечить себе возможность сделать это. И тогда я все больше стал погружаться в иллюзорные миры, полные столь необходимых мне ощущений, ставших уже каким-то подобием наркотика. Так проходили годы, но изменив время внутри себя и миры, в которых я проводил большую часть жизни, я не смог остановить бег настоящего времени. Отец умер, мать увлеклась чем-то, совершенно непонятным моему восприятию и тогда я столкнулся с самой страшной проблемой, которую до этого предпочитал не замечать – мое тело не могло жить лишь одними иллюзиями, в отличие от моего разума. Мне было 24… Я очень долго не мог найти работу, точнее, я не мог найти то, что устраивало бы все стороны моего «Я». Выходец из «низов», и пусть даже с образованием… Кажется, я забыл сказать, что окончил университет, в котором я научился единственной вещи-тому что этот мир еще более скучен и отвратителен, чем я мог себе предположить. И там у меня не появилось друзей, за исключением, может быть, нескольких профессоров с весьма либеральными взглядами…И иногда я с сожалением вспоминаю о так и неоконченных диспутах и непрочитанных книгах…. И так, я столкнулся нос к носу с жизнью в самом отвратительном ее обличии-нищете. Возможно, я бы предпочел встретить Смерть – по крайне мере, мы бы смогли поговорить, но она упорно избегала этого. Промаявшись несколько лет, я все же нашел место клерка самого низкого пошиба и был вынужден выбираться в город из своего добровольного затворничества.
Серое прокуренное и провонявшееся бумагой и чернилами здание казалось мне эшафотом моего сознания, и мне каждый день приходилось идти на эту казнь. А там передо мной проносились колонки цифр, крики и ругань посетителей, разговоры окружающих меня существ, которых я не мог называть людьми, ибо в них не осталось ничего человеческого. Вечером с гудящей головой и невыразимой легкостью в теле я вырывался из этой тюрьмы, хотя… Город тоже был тюрьмой – такой же серой, безликой, пропахшей пылью, кошачьей мочой и дешевой выпивкой. Обычно города сравнивают со склепами, но это не так, я с каждым днем убеждался в том, что в городах нет ничего от мест пристанища тех, кто ушел в вечность лишь потому, что в них нет вечности. Город живет лишь одним мгновением, одной секундой своей серости, город стирает время и пространство, стирает людей и мир, превращая их в бесконечную пыль, которой он укрывается от чужих глаз… Еще город опасен, опасен даже не как пожирающая все тварь, он опасен совершенно четко в лице всех его обитателей- - пьяных люмпенов на кривых улочках с полуразрушенными домами, сияющих начищенными туфлями и драгоценностями «сильных мира сего», в лице тех, кто призван хранить порядок и тех, кто только и ждет момента его нарушить, и даже тех, кого уже поглотила бесконечная пыль, и тех, у кого в голове она сломала какой-то тончайший механизм, и теперь они видят лицо города сквозь кривое стекло и ищут мести… Я боялся города, и, в то же время, он интересовал меня, интересовал как смертельно опасный хищник интересует естествоиспытателя. И я начал изучать его… Если бы кто-то видел меня сверху, он бы подумал, что я похож на крысу в громадном складе, перебегающую от одного ящика к другому, и принюхиваясь, не притаилась ли где-то кошка.. И если кошка показывала лишь кончик своего хвоста из-за угла, то я бежал домой, и еще много дней после этого не рисковал идти далее привычного маршрута. Я прятался там, где никому и в голову не пришло бы меня искать – в тех самых иллюзорных мирах, где прошла почти половина всей моей жизни.
Но и в городе находились места, где я чувствовал себя почти нормально, и хотя мой постоянный спутник – страх следовал за мной и там, но он приобретал другой облик – облик первобытной, изначальной жути перед мощью Вселенной, перед ее бесконечностью и перед теми силами, которые обитают в ней, и о которых знают лишь немногие. Этими местами были те, которых большинство обитателей города избегало – заброшенные дома, старинные поросшие мхом и травой руины и кладбища. Мне нравилось ходить по битому стеклу в темных коридорах, вздрагивая от каждого шороха и открывать новое там, где его никто не ищет – среди старых вещей, в изобилии валяющихся под ногами, среди заплесневевших книг на полках, среди стеклянных сосудов неизвестного предназначения в сочащихся водой каменных глубинах погребов. Я находил множество вещей, о предназначении которых не догадывался, которые остались из прошлой, тайной жизни города, я говорю «прошлой» потому что уверен, что сейчас все это уже умерло и рассыпалось той самой ненавистной мне серой пылью… А еще были книги – толстые старинные фолианты в кожаных переплетах с застежками, с непонятными мне названиями, исписанные неведомыми символами и фигурами. Эти книги пополняли мою и без того уже изрядно увеличившуюся библиотеку.
Кладбища тоже привлекали меня своим спокойствием и таинственностью… Я читал надписи на надгробных плитах, и ужасался, как давно жили те, кто сейчас лежит под ними – встречались даты, отстоящие от настоящего на несколько сотен лет. Я рассматривал памятники, вырубленные неизвестными мастерами из гранитных глыб, в изобилии покрывающих окрестности города, и видел, что даже гранит рассыпается под натиском всепоглощающей серости. Возможно, скептики объяснят это выбросами заводов или чем-то еще, но для меня этот факт не требовал объяснений – я знал все и так. Одно из кладбищ – самое старое, заросшее вереском и полынью, лежало на самом конце обрывистого скалистого мыса, далеко выдающегося в море. И там же, почти в самом его центре возвышался каменный пик, на который вела едва видимая среди травы тропа. Когда я первый раз увидел это место, я понял, что оно принадлежит мне. Я поднялся на вершину пика, распугивая ящериц и змей, в изобилии водившихся в траве и нашел там руины, столь старые, что уже не было никакой возможности определить, что это – маяк, часовня, церковь или еще какое-то сооружение, возведенное, наверное, еще в те времена, когда ни города, ни лежащего внизу кладбища не было… И иногда мне казалось, что и самих людей не было, когда это здание возвышалось над беспрестанно бьющим далеко внизу прибоем. Надо ли говорить, что здесь я бывал гораздо чаще, чем где бы то ни было…
Так прошло несколько лет, ненавистная мне работа приносила ровно столько, чтобы не умереть с голоду, и поэтому я иногда продавал книги, те, которые мне были не нужны, или же имелись в нескольких экземплярах. Некоторые из них стоили довольно дорого, но все деньги оставались в той же самой книжной лавке, а некоторые вызывали у торговцев самый неподдельный ужас и они наотрез отказывались не то что покупать их, а даже прикасаться к старинным обложкам. После этого я обычно шел на тот самый мой скалистый пик и сидел там до тех пор, пока поднимающийся с моря туман не скрывал из виду вечно кипящий внизу прибой, затем деревья на берегу, старинные надгробные статуи у основания пика, и наконец лишь вершина его оставалась над колыхающимся океаном тумана, и, казалось, что туман покрыл весь мир, сбросил бесконечную серую пелену и сейчас кто-то делает под этим покровом свои тайные дела. Но вот солнце садилось и туман исчезал, исчезал внезапно, как будто кто-то сдернул одеяло, покрывшее все окрестности.
И в этот день, когда туман так же бесследно исчез, я собрался спуститься вниз, но вдруг увидел внизу человека. Это было тем более странно, что никто из местных жителей не заходил на старое кладбище даже днем, а уж после тумана – и подавно, возможно, это было какое-то местное суеверие, но оно было мне на руку. Незнакомец внизу внушал мне одновременно любопытство и страх. Однако первое оказалось сильнее, да и я не мог провести всю ночь на продуваемой всеми ветрами скале.
Я опять забываю сказать, что, впрочем, простительно в моем нынешнем состоянии, что к моменту этой встречи мне исполнилось 33 года, и я чувствовал, что время все же подбирается ко мне, пытается ворваться в мои миры и превратить их в пыль. Я все так же был одинок, мать уехала, и я втайне был рад этому, те немногие женщины, кто обратил на меня внимание, пугались моих рассказов и прогулок и исчезали из моей жизни так же быстро, как и появлялись в ней. Впрочем, я никогда не питал особых иллюзий по поводу своего будущего и принимал все эти события как будто все они уже давным-давно были предопределены. Впрочем, я слишком увлекся описанием своей жизни, и пора вплотную подойти к тем событиям, которые произошли в этот вечер 6 апреля 1925 года…
Я уже говорил, как увидел человека на старом кладбище на морском берегу. Я спускался вниз медленно – после тумана трава была сырой и скользкой, и чем ближе я подходил к незнакомцу, тем все более непонятные чувства он вызывал у меня. Под конец я уже был почти уверен, что это еще один такой же одинокий ночной бродяга, как и я, потому что незнакомец был странным для города. Даже, наверное, слишком странным – он был одет по моде столетней, если не больше, давности, и я был уверен, что это не современный любитель вздыхать по прошедшему – длиннополый сюртук, башмаки, перчатки и шляпа носили следы ветхости, как будто им и в самом деле исполнился целый век. У меня даже закралась мысль: «А не оживший ли это мертвец», но для мертвеца незнакомец был слишком живым. Я говорю «слишком», потому что от него действительно исходило что-то такое, чего я не чувствовал уже очень давно. Его не тронула скука и всеразъедающая серая пыль городов, казалось, его не трогало само время. И в то же самое время я был уверен, что незнакомец был человеком, а не таинственным пришельцем из ночной тьмы.
Я подошел к нему, когда он снял шляпу и поклонился. Вблизи еще четче было видно, что вся его одежда того и гляди рассыплется, а манеры его куда еще старомодны, чем я мог подумать. Взгляд незнакомца был самым обычным, хотя мне показалось, что что-то промелькнуло в нем, как будто мы были давно знакомы, но это ощущение сразу прошло, хотя, как выяснилось через секунду, этот человек меня знал.
- Имею ли я честь говорить с мистером Элиасом Дарни? – голос незнакомца был тихим, и казалось, что он пробивается откуда-то из глубины, как иногда бывает в телефонных разговорах.
- Да, это я – представился я в ответ. Незнакомец снова посмотрел на меня, как будто пытаясь понять мои мысли или проверить, не обманул ли я его.
- Вы знаете вашего дядю Немиуса Дарни? – вопрос незнакомца застал меня врасплох – я ожидал чего угодно, только не этого. Где-то на самом дне памяти я нашел картинку из детства – пьяный отец, сидя за столом, клянет какого-то Немиуса, который, по его словам, уехал в Европу, и, как считал отец, разбогател, и забыл семью. Впрочем, я никогда больше не слышал ни упоминаний о дяде Немиусе, ни каких-либо документальных доказательств его существования, поэтому в детстве он для меня оставался лишь пьяной выдумкой отца, а потом я и вовсе забыл его имя, пока неизвестный не напомнил мне его. Все это я и высказал ему в ответ на столь неожиданный для меня вопрос. Следующая его фраза вызвала инстинктивную реакцию исключительно из-за моего пессимизма
- Я представляю здесь последнюю волю вашего дяди – несколько странно сказал незнакомец
- Надеюсь, он не оставил долгов – с плохо скрываемым страхом и совершенно не думая, ответил я.
- Не бойтесь, ваш дядя был достаточно богатым человеком, чтобы избавить вас от этой участи - собеседник, как мне показалось, едва улыбнулся. Мне стало очень неловко из-за этой сорвавшейся с языка фразы, но для меня денежные проблемы были самым настоящим кошмаром, который уничтожил бы не только меня, но и мое сознание. Незнакомец принял несколько театральную позу и произнес речь, видимо, он хотел высказать ее торжественно, но его голос, как будто пробивающийся сквозь время – не знаю почему, но сейчас мне пришло именно это сравнение - несколько портил картину, достойную, наверное, римского сената.
- Я, являясь в этом мире и на этой земле душеприказчиком вашего дяди, имею честь сообщить, что Вы, как единственный сохранившийся наследник – эта фраза меня несколько смутила – получаете все движимое и недвижимое имущество вашего дяди, а так же все остальное, чем он когда-либо владел в постоянное пользование. Дальше шел длинный список всего этого имущества – как я из него понял, дядя действительно оказался достаточно богатым, а основным источником его доходов было виноделие, причем его работа состояла исключительно в том, что он являлся владельцем изрядных площадей виноградников, а так же в найме рабочих, потому что местные жители наотрез отказывались собирать урожай, впрочем, последнюю свою обязанность он возложил на слуг. Так же мне доставался старинный замок, купленный, или построенный (я так этого и не понял), когда-то моим покойным дядюшкой, огромная библиотека, чему я был несказанно рад, и еще множество всевозможных вещей, которые, хотя и не были мне столь необходимы, но в то же время я слишком долго жил в нужде, поэтому был несказанно доволен этим. Наконец, незнакомец умолк, посмотрел на меня, и еще более выспренним тоном произнес:
- Все вышеназванное переходит в полную и безоговорочную собственность моего племянника Элиаса Дарни при его согласии на выполнение одного условия, которое не может вызвать никаких его затруднений. В случае принятия этого условия и утвердительного ответа мой племянник Элиас Дарни считается законным владельцем всего с момента этого самого ответа без каких-либо юридических препятствий оному. Произнеся эту фразу, и, почему-то умолчав о том, что будет в случае, если я откажусь от этого условия, незнакомец замолчал. Я был слишком взволнован, чтобы трезво оценивать ситуацию, и подобные мелочи, о которых я говорю сейчас, на тот момент совершенно не интересовали меня.
- Каково это условие? – с легкой дрожью в голосе спросил я.
- Условие, как и говорил ваш дядя, не принесет вам никаких затруднений – неизвестный вновь заговорил своим обычным голосом. Главной ценностью вашего дяди было вовсе не то, что я перечислил, а вот это – он вытащил из кармана резную шкатулку темного, почти черного дерева. Я был уверен, что это дерево, но какой породы оно было – я не смогу сказать никогда, даже после того, как показывал эту шкатулку многим видным ученым. Шкатулка была глубокого черного цвета, со многими, подобно обсидиану, прожилками более светлых тонов, теплая на ощупь. На поверхности были вырезаны странные знаки, которые я тоже так и не смог расшифровать, хотя я совершенно уверен, что это язык гораздо более древний, чем все известные нам. Незнакомец открыл шкатулку и продолжил:
- Вот этим ключом вы должны вечером дня, когда часы над воротами пробьют четыре раза, открыть дверь в винном погребе, после чего провести ночь в верхней комнате башни, а на утро дверь должна быть закрыта. Так же вы можете показывать кому бы то ни было шкатулку и ключ, так как ваш дядя был уверен, что вы попытаетесь решить ту загадку, с которой он сам потерпел поражение, но вы не должны никому отдавать их. Так же вы не можете переделывать часы или изменять их ход.
Условие это показалось мне столь пустяковым – я был уверен, что в этот день местные пьянчуги поднимают за здоровье моего дядюшки пару кружек доброго вина, и он всего лишь не хотел нарушать традицию. Но я все же переспросил:
- Если я говорю «Да», то с этого самого момента принимаю все права на наследство?
- Да, такова воля вашего дяди.
- Тогда я соглашаюсь на это условие
- Вы должны ответить «Да» или «Нет», только тогда воля Немиуса будет исполнена.
-Да!- мой голос дрогнул, и я едва понял то, что произнес
Неизвестный протянул мне шкатулку с лежащим внутри нее ключом, и кожаную папку с бумагами.
- А это? – спросил я
- Это билет в Европу, план ваших владений и немного на текущие расходы. А теперь, когда воля Немиуса Дарни выполнена, позвольте оставить Вас. На этих словах незнакомец, до этого стоявший, подобно статуе, развернулся и прихрамывая на обе ноги, пошел на вершину моего пика. Я не придал этому никакого значения - возможно, он всего лишь хотел взглянуть на почти погасший закат – до тех пор, пока не услышал всплеска внизу у обрыва. Я бросился наверх – смутные подозрения терзали меня, и когда я не увидел там никого, то они нашли свое подтверждение. Я, на бегу рассовав все, что держал в руках, по карманам, поспешил на берег, но во тьме наступившей ночи я уже ничего не видел, только откуда-то из-за горизонта, казалось, кто-то крикнул мое имя. Я не знаю, и никогда не узнаю, поскользнулся ли таинственный душеприказчик на скользкой траве или же совершенно сознательно спрыгнул в кипящую пену прибоя, мне известно лишь то, что никто ни видел больше ни его самого, ни его тела…
На следующий же день я бросил ненавидимую мной серую коробку, где погубил почти десять лет и под насмешки оставшихся там отправился домой. Я мог себе это позволить, так как денег, лежавших в кожаной папке, при моем образе жизни хватило бы мне лет на пятьдесят. Я заперся на чердаке – я уже столь привык к этому месту, что все более-менее важные дела делал исключительно здесь. Хотя сейчас чердак скорее напоминал библиотеку, чем старую пыльную свалку – весь хлам был давно выброшен, и вокруг были только книги да старый стол, покрытый таинственными знаками – его я нашел в одном из разрушенных домов. И на нем я разложил все, что осталось у меня от незнакомца. Мой корабль отправлялся через неделю, и у меня было достаточно времени упаковать и отправить мои книги, и сейчас этот вопрос совсем не волновал меня. Все внимание было приковано к шкатулке и ключу, и если саму шкатулку я уже описал, то ключ был таким же странным – он имел длинны около двух дюймов, и был сделан из какого-то неизвестного серебристого металла, настолько легкого, что, казалось он мог плавать в воздухе. По поверхности ключа шли те же самые таинственные знаки, что были изображены на его хранилище. Бородка его была настолько тонкой и сложной, что ни один земной мастер не смог бы повторить подобную работу, а на верхней его части были изображены семь фигурок тварей, до того отвратительных, что я не хочу описывать их. Фигурки были величиной не больше четверти дюйма, но с таким количеством мельчайших подробностей, что они казались живыми. Я не смог долго рассматривать ключ – я поймал себя на том, что мне, помимо моей воли, открываются иные, неведомые миры, в которых я еще не был. Я убрал ключ в шкатулку, закрыл ее, и видения постепенно погасли. Я изучил приложенные карты и планы, и понял, что наследство Немиуса Дарни оказалось гораздо больше, чем я мог себе представить. Теперь мне не оставалось ничего иного, как ждать отплытия – книги были отправлены на следующий же день и почти весь остаток недели я просидел на скалистом пике на берегу моря, иногда вытаскивая таинственный ключ и погружаясь в неведомые миры.
Я покидал эту страну без малейшей капли сожаления – никто и ничто не удерживало меня здесь, и никто не жалел о моем отъезде. Связь с родными давно оборвалась, и я ни единого мига не жалел об этом. Единственным, что мне было сложно оставить, было, как вы уже догадались, старое кладбище на берегу…
Путешествие прошло спокойно, я даже не помню эти несколько дней, в которые не произошло ничего, что оставило бы след в моей памяти. Только по ночам мне казалось, что кто-то зовет меня из-за далекого горизонта, скрытого непроглядной тьмой. Таким же непримечательным был и оставшийся мне путь на коптящем поезде среди таких же серых городских пейзажей и пасторально-блаженных равнин. Порой мне казалось, что я никуда и не уезжал, а лишь выбрался немного дальше за границы того самого города, чтобы обнаружить, что и там меня ждет все та же самая пыль и пустота. Но, мало-помалу, местность вокруг становилось все более дикой и какой-то убогой. Все вокруг было пропитано тленом и сыростью… Нет, на улице был теплый весенний день, но эта сырость, казалось, пропитывала сам воздух, проникала до самых глубин естества любого, кто оказывался в этом краю. Наверное, подобное ощущение испытывает человек, оказавшийся у края старой разрытой могилы, в которой не осталось даже костей, а только всепоглощающая плесень. Люди, живущие здесь, отличались какой-то неясной меланхоличностью, и, я бы даже сказал, заторможенностью – движения их были настолько вялыми и медленными, что порой они напоминали тряпичных марионеток, управляемых неумелой рукой. Подобное началось еще тогда, когда я сел в вагон поезда, и, когда я оказался на старом, прокопченном и промасленном вокзале городка – последнего пункта перед уже моими владениями, эта сырость и меланхолия достигли, казалось, своего пика. Никто не встречал меня – ни нотариус, впрочем, я вспомнил, что своим согласием я снял все юридические вопросы, каким образом это было сделано, я не знал, но был рад за избавление от еще одного, казавшегося неизбежным, посещения серых коробок контор.
Судя по карте, до жилья покойного дядюшки оставалось еще несколько миль, и мне почему-то, по неведомой самому блажи, захотелось проехать их в экипаже, запряженном лошадьми. Меня никогда не привлекали эти изрыгающие дым автомобили, которые многие люди превращали в своих кумиров и идолов, а здесь, в этом всеми забытом месте даже мысль об автомобиле казалось настолько чужеродной, что я сразу отбросил ее, да и я не был уверен, что он найдется здесь. Я подошел к стоящему у выхода полисмену, который, похоже не высыпался по ночам, и сейчас спал стоя, почти закрыв подернутые белесой пеленой глаза, какие бывают у жителей мест, в которых нет ничего кроме скуки. Но когда он услышал, кто я, и зачем прибыл в этот богом забытый край, вся его сонливость сменилась чем-то другим, столь же странным, я бы назвал это смесью ужаса, паники и отвращения. Я уже давно думал, что мой дядюшка занимался чем-то, что особо не приветствовалось обывателями – странный душеприказчик и таинственный ключ дали начало этим подозрениям, а реакция полисмена лишь укрепила их. Он вяло порекомендовал мне обратиться к людям на привокзальной площади, подчеркнув при этом, что скорее всего никто из них не согласится. Его предположения полностью оправдались – едва кто-то из людей слышал, куда мне необходимо попасть, он сразу находил неотложные дела или любой другой повод, чтобы только исчезнуть от меня подальше. После нескольких неудачных попыток хотя бы разузнать, где можно найти транспорт, я разозлился, и, преодолев робость, крикнул, что мне нужно в поместье Немиуса Дарни, что я щедро заплачу, и что я его наследник. Последняя фраза произвела настолько неожиданный эффект, что я в ту же секунду пожалел о столь неосмотрительном поступке. Наверное, разорвавшаяся на площади бомба внесла бы меньший хаос в толпу – стоявшие вблизи стали расходиться столь поспешно, что это скорее напоминало бегство, наиболее истеричные дамочки хватали подвернувшихся под руку детей, не разбирая, свои они или нет, и разбегались по окрестным улицам, путаясь в волочащихся по земле подолах. До меня донеслись слова «Дарни» и «наследник». Подобное поведение жителей этого городишки уже напрямую говорило о весьма мрачной славе, которой покрыл себя Немиус Дарни, и каковую я, будучи его наследником, взял на себя. Оставшись один на совершенно обезлюдевшей площади, я не знал, что мне делать дальше. Подхватив единственный имеющийся у меня чемодан – разбираться с багажом я решил предоставить слугам, которые жили в поместье – они, наверное, лучше знали местные порядки. Я снова забываю упомянуть, что вместе с поместьем мне достались слуги, я никогда не имел дела с подобным, и даже не мог себе представить, каково это. Среди прочего я не нашел упоминаний о том, сколько их было, разве что пару слов об их странностях, на которые мне было рекомендовано не обращать внимания, потому что этих людей нашел Немиус, и верность их, как и других работников, не обитавших в поместье постоянно, была проверена. Сейчас я думал, что все они наверняка были посвящены в темные делишки моего родича. Я шел по совершенно обезлюдившим улицам, и городок, а, скорее большой поселок, казался вымершим – ставни были закрыты, и даже собак, похоже, разогнали по сараям, потому что их не было не только видно, но и слышно. Закрыты были и немногочисленные магазинчики и даже работающий круглые сутки паб, что говорило мне лишь об одном – для местных обитателей я был ужасен.
Я даже взглянул в витрину, чтобы удостовериться, не произошло ли чего с моей внешностью, способное вызвать подобную панику, но не найдя ничего, так и остался во власти догадок, одна из которых была страшнее другой. Пройдя несколько улиц, я вдруг увидел открытую дверь, которая по злой иронии или по каким-либо другим причинам оказалась дверью похоронного бюро. Меня удивил сам факт наличия подобного учреждения в таком городке, где почти не осталось жителей и ни о какой прибыли от этого мрачного, но столь необходимого дела нельзя было получить. Впрочем, подойдя ближе, стало ясно, что это заведение знавало куда лучшие времена, а увидев его хозяина – глубокого старика, понял, что он всего лишь тот, кому она досталась с тех самых «лучших времен», когда этот городишко еще не испытывал такого запустения. Я вошел внутрь, старик держался настороженно, но не проявлял, в отличие от других жителей, никаких признаков паники. Я представился, на что он прокуренным хриплым голосом произнес:
- Зря вы появились здесь, молодой Дарни, вы не знаете, что происходит здесь, и лучше, если вы вернетесь назад, уберетесь из этого проклятого места на свою родину.
Я немного опешил от подобного заявления, но возвращаться домой у меня не было ни малейшего желания – все мосты к прошлому были сожжены, и о том, чтобы даже посмотреть в этом направлении не могло быть и речи. Я ответил:
- У меня нет родины, меня никто не ждет ни там, ни здесь, и если это так, то я лучше останусь.
- Вы так похожи на вашего предка, - старик прикрыл глаза, видимо, что-то вспоминая, - он тоже был одинок, и он тоже не послушал, когда ему говорили…
- Что он сделал? – этот вопрос мне хотелось задать уже давно, но никак не было подходящего случая.
- Он построил дом из Черных руин и нашел там…. Я не знаю, и никто не знает этого, кроме него самого, и мы все надеялись, что он унес это знание с собой. А теперь пришли вы… - он резко замолчал.
Я начал понимать, что, скорее всего, старого Дарни невзлюбили исключительно потому, что он потревожил какие-то руины, которые в этой местности обросли стольким количеством суеверий, что даже взгляд на них, неисполненный страха, мог показаться местным обитателям кощунством и актом самой черной магии.
- Но почему вы не боитесь меня? И почему боятся все остальные?
- Я слишком стар уже для того, чтобы бояться неизбежного, к тому же кто-то должен был сказать вам все это, после смерти… он сделал паузу, но и так было понятно, о ком идет речь, мы все надеялись, что Черные руины останутся в покое, и что наследник, даже если он появится, из страха или же из уважения к нашим чувствам, откажется от всего… Но вы, я вижу, не отступитесь. Что же, каждый сам выбирает свой жребий. Мой был – сообщить вам, а ваш… Старый гробовщик замолчал, и я понял, что если хочу узнать обо всей этой истории больше, то это будет возможным где угодно, но только не в этом городке, погрязшем в страхе перед неведомым.
Я поинтересовался у старика о дороге, и он с плохо скрываемым нежеланием махнул рукой в сторону высившихся за полями скал. На вопрос об экипаже – я был уже согласен на что угодно, даже на старого мула, лишь бы только скорее покинуть это оказавший мне такой прием край, - старик долго молчал, а потом глянул в сторону окна, где на заднем дворе стоял черный экипаж. Это был катафалк, и мысль о том, чтобы проехать в нем по всему этому пропитанному ужасом городку, наведя на местных жителей ужас еще больший. Эта мысль, пришедшая столь неожиданно, казалось, избавила меня от постоянно преследующего холода и заставила сердце биться сильнее. Там же в стойле стояла и лошадь, пусть старая, но за неимением ничего большего я был согласен и на это. Я уже представил себя проносящимся на катафалке по булыжным улицам, и кумушек, закрывающих уши своих детей, чтобы они не услышали звона подков о камни, звука, который не даст им заснуть всю ночь.
Здесь мне хочется немного остановиться и сказать вот о чем – с момента получения таинственного наследства я чувствовал, что мое сознание начинает меняться. Я все чаще стал ловить себя на том, что мне довольно легко даются те поступки, на которые я раньше никогда бы не отважился – взять хотя бы мой выкрик на вокзале, или мысль о поездке на старом катафалке, не говоря уже о многих других, менее значимых вещах. Я не знаю, давали ли мне уверенность деньги, возможно, это и так, но я всегда придавал ничтожно мало внимания подобным вещам, или же это – и скорее всего, именно это – давала мне появившаяся столь неожиданно свобода моего сознания. Я отринул все то, что бесконечно тяжелым грузом давило меня всю мою жизнь, и обрел свободу, пусть не тела, но духа…
Я попытался дать старику деньги, но он отказался, сказав, что он сделал уже все, что было в его силах, и он больше не сможет удерживаться в этой жизни. Я все же оставил у него на столе сумму, которая, по моему мнению, с лихвой покрывала все его расходы, включая и разговор со мной.
Я мало имел дела с лошадьми, только в детстве, но память не подвела меня – я смог запрячь лошадь и выкатить катафалк из двора. Проезжая по городу я физически ощущал тот ужас, который разливался по его улицам. Уже вечерело, и я был вынужден поторопиться, но отсутствие должной сноровки в управлении экипажем не давали мне разогнаться. Дорога шла по горной круче, внизу лежал запуганный город, а выше по склонам, прямо за чахлыми полями местных жителей, фантастическим пейзажем тянулись виноградники. Я не знаю, каков был состав почвы здесь, но потом мне всегда казалось странным, что отлично в этих краях растет лишь виноград, а просо и пшеница, выращиваемые аборигенами, настолько слабы, что я удивлялся, как они могут на столь скудном урожае пережить зиму.
И сейчас, в свете заходящего солнца, виноградные лозы, растущие на раскинувшихся до самых вершин пространствах, гораздо больше походили на когтистые лапы или скрюченные пальцы, торчащие из земли. Зелень только-только начинала пробиваться на них, но она казалась чем-то неестественным, чем-то реальным, в отличие от неотступно преследующего меня чувства абсолютной нереальности этого места и всего происходящего. Дорога была сухой и неразбитой, и я без особых проблем продвигался на своем катафалке, не смотря на то, что он вовсе не был предназначен для подобных поездок. Вот дорога перевалила через гребень, и мне открылась еще более фантастическая панорама – виноградники распространялись до самого горизонта, и теперь, когда солнце уже почти скрылось за отдаленным отрогом этой горной гряды, они еще больше напоминали чьи-то руки, воздетые в беззвучной и бесполезной мольбе и изломанные непереносимой болью. И на скале среди них чернело поместье. Я больше никогда не называл его так, потому что это была самая настоящая крепость, построенная, вероятно, по всем правилам средневекового оборонительного искусства. И старый гробовщик не зря назвал это место Черными руинами – стены замка были действительно матового черного цвета, подъехав ближе, я понял, что это базальт, и глыбы его валялись тут и там среди полей. В замке отчетливо выделялась высокая башня, низкая и широкая постройка, в которой, судя по всему, находилось жилье и высокая стена с видневшимися в ней распахнутыми воротами, к которым я и приближался. Невольно закралась мысль, что если закрыть их, то в подобной крепости единицы смогут противостоять армиям. Солнце посылало последние лучи, когда я подъехал к воротам. Высоко над ними виднелись часы, но подобных им я не видел нигде в мире – стрелок было четыре, и вращались они в разные стороны по одним им ведомым законам. Циферблат покрывали знаки, и я опять же с некоторым трепетом узнал тот же неведомый язык, надписи на котором были на шкатулке с ключом. Я въехал в ворота, и они немедленно затворились за мной, в привратной комнате промелькнула чья-то тень, и все стихло.
Я вошел в низкое здание. В огромном зале стоял накрытый стол, горели свечи, а в дальнем углу пылал камин. Изрядно продрогнув по дороге, я сразу отправился к нему и вновь увидел незнакомый мне серебристый невесомый металл, из которого была сделана его решетка, и подобное его использование одновременно позабавило и напугало меня. Я плотно поужинал великолепными яствами, которыми был уставлен стол и, не в силах более сопротивляться сну, отправился искать спальню, не забыв прихватить с собой один из подсвечников. В соседней комнате оказалась просторная кровать, на которой были разбросаны одеяла и шкуры каких-то зверей, исходя из своих знаний, я посчитал их волчьими. Сон поглотил меня сразу – устав с дороги и хорошо перекусив, ничего другого я и не ждал. Но сновидения были странными – я бродил в неведомых мирах, дома в которых были из такого же черного базальта, а все остальное не поддавалось никакому, даже самому изощренному воображению. С этого самого дня эти сны постоянно преследуют меня, иногда вызывая леденящий кровь ужас, а иногда – невероятное спокойствие, но каждое утро я не мог вспомнить никаких подробностей из увиденного.
Я проснулся поздно, и с облегчением подумал, что мои мытарства кончились. Солнце уже поднялось и светило в узкие окна комнаты, которые при ближайшем рассмотрении оказались щелями между каменными глыбами. Выйдя в зал, я обнаружил, что вся моя библиотека уже прибыла, чем я был очень доволен. Позавтракав, я отправился осматривать свой новый дом.
Весь замок был сложен из тех самых базальтовых блоков, которые были разбросаны по округе, скорее всего, из них было сложено другое, гораздо большее сооружение, стоявшее здесь до этого, а Немиус Дарни всего лишь использовал его фундамент и остатки стен, чтобы возвести собственное жилье. Блоки имели сверху вогнутую поверхность, в которую ложилась выпуклость следующего громадного «кирпича». Толщина их была столь велика, что окна, как я уже упоминал, являли собой щели в кладке. Комнат было немного, но они поражали своими размерами, возможно, дядюшка просто не хотел утруждать себя возведением лишних перегородок. Помимо огромного зала и спальни по ту сторону исполинского камина, благодаря чему в ней было всегда тепло, я нашел библиотеку, количество книг в которой не укладывалось у меня в голове, еще несколько небольших комнат, спальню для слуг, которых я до сих пор не видел, и чудовищный по своим размерам зал, дальняя стена которого терялась в полумраке. Скорее всего этот зал был остатком старой постройки, а не архитектурными изысками старика Дарни. В башне нашлась лишь одна уютно обустроенная комната на самом верху, и кованная дубовая дверь в погреба, в которых, вероятно, и хранилось вино. Я еще раз осмотрел ворота и часы, снова убедившись, что знаки и неизвестное время, отсчитываемое ими, находятся за пределами моего понимания.
Теперь пришел черед встретиться со слугами. Я вернулся в гостиную, как стал ее называть и позвонил в оставленный на столе колокольчик. Вместо ожидаемых мною нескольких человек – появился лишь один – дряхлый старик, что вызвало у меня некоторое удивление – как мог он один, даже обладавший невероятным трудолюбием, обслуживать все эти многочисленные комнаты, залы и все остальное. Я не мог даже предположить, какого возраста был этот старик – казалось, что он ровесник циклопическим базальтовым блокам и собственными глазами видел, как строилось, и как разрушалось величественное строение никому не известной цивилизации. И было в нем нечто странное, нечто, что порождало у меня чувство того, что он – и Черный замок столь же неразделимы, как я и часть моего тела… Мы обменялись короткими, ничего не значащими фразами – он был явно удивлен, что я вызвал его, впрочем, я мог бы предположить это по давно позеленевшей от старости рукояти колокольчика. Но в глазах его был виден интерес к новому обитателю, хотя он и старался всеми силами скрыть его. Видя, что ему было несколько не по себе в моем обществе, я отпустил его. Глядя на закрывшуюся за ним дверь, я вдруг подумал, что он – скорее не человек, а дух этого здания, нет, даже не так – он был чем-то неживым, наделенным жизнью лишь по прихоти его создателя, подобно таинственным гомункулусам известных, и не совсем, магов древности. Эта мысль возникла так внезапно, и казалась столь достоверной, что у меня даже не возникло никаких попыток отвергнуть ее как совершено фантастическую. Слово «гомункулус» повлекло за собой другое слово – «некромантия», и чуть позже я понял, что нахожусь совсем рядом от истины.
Но самое странное было то, что я совершенно спокойно отнесся к присутствию его в моем доме, как и ко всем остальным странностям – мне это казалось настолько естественным, что я однажды поймал себя на этой мысли, но мое сознание приняло ее совершенно спокойно. Я не чувствовал никакой подавляющей силы, исходящей от огромных черных стен, от жуткого пейзажа, простиравшегося на многие мили, от таинственного слуги, скорее уж все они нуждались во мне, но не как в бездумном и ничтожном рабе, а как, например, бомба нуждается в детонаторе – совершенно бесполезной вещи самой по себе, но способной в сочетании с другими на невообразимые разрушения.
Никаких других людей в Замке не было, и мне было не совсем понятно, кто же этот таинственный глухонемой, каждую неделю закупающий провиант в запуганном городишке, или здоровенный детина, ищущий рабочих в очередной сезон уборки урожая, конечно, у меня были некоторые подозрения, но…
Видимо, Дарни не зря платил им приличное жалование, которое я не счел нужным уменьшать - как бы там ни было, никто, ни единственный слуга в доме, чьего имени я так и не узнал, ни кто-либо из внешнего мира, не смел нарушать мой покой, расспрашивать меня о чем бы то ни было, ни даже просто показываться мне на глаза.
Это обстоятельство особенно радовало меня в те дни, когда я пропадал в библиотеке. Я действительно пропадал среди бесконечных книжных полок, я мог читать сутками, забывая о еде и сне, и обо все окружающем мире и в этот момент вторжение кого бы то ни было стало бы для меня катастрофой.
Так проходил день за днем, впрочем, сейчас я уже не обращал внимания на бег времени, погруженный в бесконечности иллюзорных реальностей днем и таинственных снов ночью. Книги привносили в это множество новых граней и оттенков, но среди множеств просмотренных томов я так и не смог найти ничего, что позволило хотя бы на шаг приблизиться к разгадке таинственных знаков на шкатулке, ключе и циферблате часов. Хотя в некоторых книгах, обнаруженных мной в самом дальнем шкафу, эта разгадка казалась до того близкой, что я невольно думал, а не упускаю ли я что-то из виду.
Однажды я спустился в погреб, чтобы осмотреть загадочную дверь, которую мне надлежит открыть в день, когда часы пробьют четыре удара. Она ничем не отличалась от других дверей в погребе, и, так как у меня не было прямого запрета заходить за нее в любое другое время, я открыл ее ключом, который легко поворачивался в замке. За ней не обнаружилось ничего, кроме все тех же бесконечных рядов исполинских винных бочек. Сейчас вы скажете, почему я так и не выяснил, кто и когда занимался производством вина, но меня этот вопрос волновал меньше всего, и я решился положиться на слуг, которые и без моего вмешательства прекрасно справлялись со всеми подобными хлопотами. Не найдя ничего любопытного за дверью, я вновь занялся книгами и ожиданием назначенного дня.
Я чувствовал происходящие во мне перемены, особенно тогда, когда оглядывался назад. И я бы ни за что не вернулся в тот серый город, который сейчас, спустя всего лишь полгода, казался ночным кошмаром из далекого-далекого детства. Все мои чувства обострились, и я стал совсем по-другому воспринимать весь окружающий мир. Иногда я поднимался на возвышающуюся башню и смотрел на окрестности. Покрытые листвой виноградные кусты были не столь зловещи, и порой мне казалось, что я всего лишь в самой обычной деревушке, и сейчас донесется лай собак, или мычание коровы, но бесконечная тишина, обволакивающая всю долину, возвращала меня в мою новую обитель.
Я все больше узнавал из огромной библиотеки своего дядюшки, и знания эти были не всегда приятными. Я помню, с каким отвращением и ужасом я отбросил книгу, когда впервые наткнулся в ней на подробное описание ритуала одного из диких островных племен. Но сейчас я совершенно спокойно воспринимал не только эти книги, а и другие, одних названий которых хватит, чтобы привести в ужас добропорядочного исследователя оккультизма. Я знал, что где-то в этих книгах я могу найти ответы на все свои вопросы, но эти ответы незаметно ускользали от меня. Там, где казалось, стоит перевернуть страницу, и я смогу все понять, я находил лишь туманные метафоры, а иногда и просто пропущенные слова. И это было странно. Но странным это было лишь до тех пор, пока я не снял стопу книг с последней полки. За ней оказалась еще одна, а за ней - еще… И там были истинные книги, а не те, которые я читал до этого, и там я узнал о властителях Древности, прочитал имена, но самое большое мое открытие ожидало меня под обложкой таинственного Necronomicon’a безумного араба Абдулы аль-Хазреда. Именно в нем я нашел, кого изображали те миниатюрные фигурки на ключе, но пусть это останется тайной для всех, кроме тех, у кого хватит смелости перелистать ветхие пергаментные страницы.
Теперь я окончательно забросил ту часть библиотеки, которую, как я думал, мой родственник начал собирать в самом начале, пока он еще не понял, что авторы их лишь подражали тому, что было скрыто завесой страшных тайн и ночных кошмаров, и занялся изучением лишь того, что обнаружил на задних полках, а книг там было куда больше, чем я мог предположить… А содержание их не всегда соответствовало… Впрочем, как я уже говорил, я перестал обращать внимание на это…
Мои сны становились ярче с каждым днем, подпитываемые получаемыми из книг знаниями. Но при этом они все так же вызывали у меня сверхъестественный, необъяснимый ужас. Однажды настал день, когда эти видения вырвались из клетки снов, и стали днем почти такими же отчетливыми, как и ночью. Я видел исполинские города, здания которых были теми самыми сооружениями из черного базальта, толпы дикарей, поклоняющихся и приносящих кровавые жертвы неведомым богам, существ, кошмарных настолько, что я уже начал думать, что схожу с ума от одиночества и бесконечного чтения. Но в моем обычном состоянии я понял, что день, когда часы с четырьмя стрелками пробьют четыре удара, приближается…
Видения с каждым разом становились все сильнее, отчетливее и продолжительнее, и в последние несколько дней я уже не мог отличить сон от бодрствования и реальность от кошмаров. Я оставался лежать в кровати, ибо не в состоянии был передвигаться, не говоря уже о какой-либо работе, и лишь верный слуга приносил мне в комнату еду, хотя я так и не увидел, когда он это делает.
Но в один из дней я проснулся с неожиданно ясным сознанием, и это особенно отчетливо было заметно после столь изнурительных видений, сознание было ясным настолько, что мне показалось, что я умер, или произошло что-то еще… Я чувствовал то, чего не мог чувствовать в обычной жизни – дрожание воздуха над нагретыми камнями, шорох опадающих с бесконечных виноградников листьев, и многое другое… Мир, казалось, стал настолько кристально чистым, что все, бывшее раньше, воспринималось так, как будто я видел его сквозь мутное стекло или густой туман… И я понял, что день настал.
Обрадованный кристальностью разума, и раздосадованный тем, что столько времени провел в постели, я отправился в библиотеку, и там, среди строчек, написанных не только чернилами, я начал читать невидимые обычным глазом строки, строки, которые в моем мозгу складывались в эпизоды, а эпизоды – в картины… Я начал понимать смысл тех кошмарных снов, и узнавать о том, кто были те существа…. Я настолько увлекся, что практически не услышал четырех ударов часов… В самом начале я думал, что с ними начнется буйная пирушка, потом, по приезду сюда, ожидал как минимум разверзшейся бездны и клубов серного дыма, в которых появляется сам дьявол, но, как я уже говорил, все во мне изменилось, и сейчас я ничуть не удивился самому обычному звону надтреснутого колокола, гулко разносящемуся по пустынному внутреннему двору и теряющемуся в далеких горных склонах… Я выбрался из библиотеки на свежий воздух… Темнело, но не неслись по небу черные рваные тучи, и не собиралась гроза. Это был самый обычный осенний вечер… Холодный осенний вечер… Я спустился в подвал, и там, держа в одной руке коптящую обтекшую свечу, вставил таинственный ключ в большую серебристую личинку на темной дубовой двери. Я чувствовал, как дрогнули мои пальцы, когда щелкнул замок… Но снова ничего не произошло…
Теперь, согласно завещанию Немиуса, я должен был подняться в башню, и просидеть там до утра… В башне я нашел обильный ужин из самых изысканных блюд, и недочитанную перед этим книгу… Но сейчас я не мог читать, меня мучила мысль о том, что же происходит, или должно произойти сегодня ночью. Ведь за дверью в подвале не было ничего необычного – я сам изучил там все закоулки, держа в одной руке револьвер, а в другой – факел, но не нашел ничего, кроме нескольких обглоданных своими же сородичами крысиных скелетиков… Я вышел на большую плиту, служившую одновременно балконом и смотровой площадкой. Нет, ничего не происходило, только ночь черной пеленой скрыла от глаз горы и равнины, небо и землю, и. казалось, что я стою над бездонной черной бездной, стою на пустоте. Я не знаю, сколько прошло времени, возможно, несколько часов, а возможно, минуты, когда я … Я так и не понял, услышал ли это, или увидел, или же придумал, но спустя минуту я уже шел вниз по лестнице, сжимая рубчатую рукоятку револьвера, шел с твердой уверенностью, что там что-то есть… Винтовая лестница, как мне казалось, ни кончится никогда, я даже готов побиться об заклад, что в эту ночь она была раз в десять длиннее, чем обычно… По стенам башни прыгали тени, дергающиеся в агонии в такт с пламенем свечи, и, казалось, смотрели на меня черными пустыми глазницами, как смотрят из своих саркофагов мертвецы давно ушедших эпох…
Я вышел во двор, и сразу же увидел всполохи света в огромном зале, в том, который, по моему мнению, не достроил, или не захотел достроить мой дядюшка. Свет был фосфорический, гнилостно-зеленый, и мертвенно-синий, подобный свету гнилушек или болотных огоньков, и мои мысли пришли в полный беспорядок – я не знал, кто или что это, не знал, что мне делать, подняться ли назад, или же отправиться дальше, а о том, что я нарушил условие, я не думал… Я крепче сжал рукоять, и вошел в мои покои, из них короткий коридор вел в освещаемый потусторонним светом зал… И я шел туда… Сердце прыгало так, что, похоже, собиралось выпрыгнуть через рот, нервы мои были на пределе, особенно после того, как я почувствовал слабый, но невообразимо тошнотворный запах. Когда я оказался у двери, грохот моего сердца заглушал все остальное, сознание начало гаснуть – никаких мыслей не было, только проносящиеся обрывки, как звезды, падающие с небосклона…
…Я распахнул дверь, и меня сбил с ног жуткий смрад открытой могилы. Даже сейчас, я чувствую эту сладковатую вонь, выворачивающую меня наизнанку. Я попытался подняться и взглянул вперед… Я до сих пор не знаю, почему я не закричал, крик оборвался где-то в глубине глотки, и я лишь засипел. И, возможно лишь благодаря этому я могу рассказать вам все.
Зал был залит тем самым странным светом, что привлек мое внимание, и в нем… А в нем пировали твари, одна ужаснее другой… Полуразложившиеся трупы, и невообразимые уроды, рогатые, хвостатые, скользкие и волосатые, с руками, щупальцами или вообще сгустки омерзительной зеленоватой слизи… Я затаив дыхание, рассматривал этот чудовищный пир, пока не увидел тех, кто сидел во главе… моих слов не хватит, чтобы передать весь тот ужас и отвращение, испытанное мной, я могу сказать лишь, что их было трое, трое порождений наркотических грез или сновидений безумца, а когда я увидел, что они ели… Мой желудок не выдержал, и едва придя в себя, я ринулся вниз, в подвал, в надежде, что закрыв дверь, я смогу остановить это…
…У меня не было света, и память отказывалась служить мне, я метался по погребу, натыкаясь на винные бочки, и еще на что-то, пока не ухватился рукой за стоящую кружку. Я подумал, что добрый глоток вина поможет мне привести хоть немного в порядок мои мысли, и немного успокоиться, а заодно перебить до сих пор не исчезнувшую удушливую вонь… Я не знаю, как я не задумывался раньше, почему в погребе не было винного запаха… Открыв кран бочки, я наполнил кружку, в полной темноте я не мог видеть, что в ней было, и залпом вылил это в глотку. Но вместо винного аромата, или даже обжигающего действия крепкого спирта, я почувствовал другой вкус – вкус старого ржавого металла. В ужасе я начал шарить по карманам, и наткнулся на коробок спичек, чиркнув одной из них, я увидел кровь на руках, и отбросил спичку в сторону… Сколько еще я бегал среди бочек, пока не наткнулся на дубовую дверь, я не знаю… В ужасе и ярости я распахнул ее… За ней простиралась бездонная бархатная чернота. Разум на мгновение вернулся ко мне, вернулся, чтобы окончательно покинуть меня – я зажег спичку, но мрак не рассеялся, он стал еще гуще, и всмотревшись в него, я увидел…
…Очнулся я в психиатрической клинике, привязанный к кровати, и сестра в белом халате с явной неохотой сказала, что меня привез очень странный старик… Мое состояние улучшалось медленно, я жаловался докторам на ночные кошмары, описывал то, что произошло со мной, но они отказывались верить, списывая все на затворнический образ жизни, и на слишком обильное чтение оккультной литературы… Спустя полгода, мне порекомендовали отправиться в плавание, и в нем я и пишу эту историю… Доктор ждет меня в соседней комнате, и если он узнает…
…А может быть…
….Я вернусь в Черный замок, вернусь для того, чтобы читать мои страшные книги, и для того, чтобы каждый год в день, когда часы пробьют четыре удара, поворачивать ключ в черной дубовой двери…
….А потом я присоединюсь к сонму пирующих призраков, потому что только там есть настоящая жизнь…. И мой дядя знает это…
P.S. Элиас Дарни исчез с борта «Луизианы» 5 мая 1926 года, во время стоянки у одного из островов Тихого океана….


***
Попутчик.

Знаете, жизнь - это весьма странная штука. Да, я понимаю, что слова эти звучат до ужаса банально, но когда что-то происходит, понимаешь, что даже банальности имеют право на существование. Можете не признавать это, но, тем не менее, они все же существуют. А происходит многое, можно даже сказать, очень многое, причем здесь и сейчас... Зря люди полезли в космос или в глубины океана, в неведомые пустыни или непроходимые леса - там можно найти что-то, но многое можно найти и не выходя из собственного дома... Однажды выясняется, что ваш сосед, да-да, тот самый примерный семьянин, в отутюженном костюмчике и с папкой в руках - на самом деле – разыскиваемый всеми последние десять лет кровавый маньяк, прячущий под подушкой выщербленный топор, от которого оборвались жизни как минимум пятидесяти человек; вы включаете телевизор, легко щелкнув по кнопочке пульта – прогресс, чтоб его - чтобы посмотреть новости об этом деле, в котором вы едва не стали одним из участников – ведь никто не знал, что следующим в его черном списке стояло ваше имя, и вдруг видите ту самую блондинку-вертихвостку с задней парты вашей забытой всеми школы, которой вручают нобелевку по физике, хотя, по вашему мнению, она могла стать в лучшем случае посредственной танцовщицей в захудалом стриптиз-баре. Отправившись на завтра в магазин – нет, не для того, чтобы приобрести бутылку, и отметить ее успех и собственную незначительность, а просто потому, что вы каждую неделю именно в этот день ходите в магазин, вы натыкаетесь на хулиганов – и откуда они берутся в вашем спокойном, по всем заверениям начальников, городе, - и отдаете им последние деньги, а потом узнаете, что магазин был напрочь уничтожен бомбой очередного смертника-террориста, и единственным выжившим остался облезлый бесхвостый кот, спрятавшийся в мусорном баке. Ваша жена сбегает от вас - нет, не с лучшим другом - с подругой, что, по всеобщему мнению, является законченным позором, и хотя само выражение «законченный позор» звучит довольно странно, но факт остается фактом. А потом телефон отключается именно в тот момент, когда вы хотите набрать с трудом вспомненный номер старой знакомой, да-да, той самой, чье имя уже фактически вылиняло на первой страничке вашей записной книжке, и вы остаетесь в полной изоляции... В абсолютной пустоте… И это не пустота открытого черного космоса, не бескрайние просторы бездонного мирового океана, и даже не леса – интересно, и кто в них обитает - раскинувшиеся за городом. Возможно, вы скажете, что подобное стечение обстоятельств само по себе похоже на полет в космос, точнее, на ту вероятность, с которой вы можете оказаться в кабине космического корабля, но, смею вас заверить, оно бывает гораздо чаще, чем вы можете себе представить, и еще чаще, чем вам этого хочется...
...Но после этого начинаешь ощущать, что конец света гораздо ближе чем кажется, что в Армагеддоне уже строятся баррикады, и что противоборствующие стороны точат клинки, или что у них там будет. А цепочка событий продолжает набирать обороты, и эти обороты ведут не только в сторону смерти и конца, а совсем наоборот, но почему-то вам от этого совсем не становится проще и легче. Вы находите на улице толстый бумажник с солидной пачкой потертых долларов, а в придачу ко всему с некой непонятной картой, и, хотя вы и читали в детстве пиратские романы, романтика кладоискательства и островов сокровищ почему-то не слишком привлекает вас, и вы отправляете карту с молотка, и потом обнаруживаете на вашем банковском счете солидную сумму – вашу долю из всей этой пиратско - романтической истории.
Впрочем, со мной ничего подобного никогда не происходило - я не находил пиратских кладов и не избегал чудом смерти, не обнаруживал у себя в соседях маньяков и не женился на скрытых лесбиянках... У меня не было ничего - во всех смыслах, в каких только можно понимать эту фразу, и даже в тех, в которых ее понять сложно, и сейчас я ехал в Москву.
Да, я понимаю, что говорю еще одну очевидную банальность, даже можно было со всеми основаниями назвать ее глупостью, - ведь все, у кого ничего нет, кто не нашел своего места у себя дома, думают, что там, вдалеке, будет лучше. А вдалеке – это в больших городах, в незнакомых странах, или еще где-то, но только не здесь. Я не уподоблялся тем идиотам, которые думают, что чужая сторона сразу выложит все свои богатства и сокровища к их ногам, и думал всего лишь о том, что там я буду располагать большими шансами на то, чтобы стать кем-то... впрочем, вопрос о количестве этих самых шансов интересовал меня с самого начала этой идеи… И чем дальше, тем больше я убеждался, что идея эта была дурацкой, я не мог сказать почему, но чувство это становилось сильнее с каждой минутой.
Я ехал на поезде... Пусть эти лощено-лакированные самолеты остаются для таких же лощено-лакированных бизнесменов, в общество которых мне не хотелось вливаться ни при каких условиях. Поезда - это именно то, что отражает саму сущность народа, проживающего на той территории, по которой и стучит своими колесами это железно-зеленое чудовище, именуемое составом, и если вы хотите ее увидеть - то заберитесь в его душную утробу и познакомьтесь еще с одним другим миром, который всегда рядом с нами.. И сейчас я видел эту самую сущность - пропахшую вареными курицами, водкой и туалетом, раскрашенную в цвета тельняшек, свитеров и затасканного белья, озвученную матом, картежными разборками и звоном стаканов, и, знаете, она мне не нравилась. Совсем не нравилась. Это может снова показаться странным, но до последнего я думал, что простой народ - именно он, остается настоящим, не скрывающимся за масками и условностями, ритуалами и церемониями, но теперь понимал, что это всего лишь другие маски и условности - более грязные и более пошлые, а ритуалы - отвратительны и скрытны, как ни парадоксально это звучало.
Мое купе было пустым, что в переполненном поезде выглядело немного странно - видимо, мне начинало везти, хотя я не слишком на это надеялся, а где-то в глубине души и опасался начала той самой цепочки неконтролируемых событий, о которой говорил вначале. Было жарко и душно, где-то вилась назойливая полудохлая муха, время от времени ударяясь в стекло, я уткнулся в забытую кем-то газету, и заснул совершенно неожиданно для себя. Сколько прошло времени, я не знаю – возможно, несколько секунд, или несколько часов – муха по прежнему билась в окно, и жара не уменьшилась ни на градус, но когда я проснулся, то увидел своего попутчика. Вначале я хотел назвать его "стариком", это слово само появилось у меня на языке, хотя стоило мне проснуться окончательно, я увидел, что этому самому «старику» лет тридцать. Но все же это злополучное слово «старик» не давало мне покоя, и неожиданно для себя я понял, что в нем было не так. Возможно, я проснулся теперь уже окончательно и увидел холодные глаза незнакомца, на мгновение взглянувшего в мою сторону, а еще его костюм, скроенный, очевидно, по моде века 19, однако сидел он на нем идеально. Очевидно все это, а может, и обрывки сна, незаметно прокравшиеся в реальность, и вызвали подобные ассоциации.
Незнакомец смотрел в окно своими глазами, похожими на стволы кольтов 45 калибра, впрочем, я никогда в жизни не видел ни одного кольта любого калибра, не говоря уж о 45, но ощущение того, что подобное сравнение идеально точное, было непередаваемо сильным. Казалось, он замер, или уснул, сидя на жесткой полке, но мне было видно, как его взгляд ловит пробегающие за окном увешанные проводами столбы, зеброобразные стрелки, и далекие деревушки, и что-то еще, на самом горизонте, в кипящих белых облаках, и он что-то шепчет себе под нос, едва шевеля губами. Длинные волосы его почти не скрывали холодно-бледного лица, и в них не было заметно ни штришка седины. Все черты его лица лишь подчеркивали эту непонятную холодность, за которой скрывалось, очевидно, еще более ледяное спокойствие. Я бы даже сказал, он был слишком спокойным, слишком холодным, и слишком потусторонним, чтобы быть обычным человеком из того самого «народа», перемещающегося на поездах. Скорее уж он производил впечатление путешествующего инкогнито аристократа, хотя, если в очередной раз быть откровенным, я никогда в жизни не видел ни одного аристократа, ни инкогнито, ни явно, и это всего лишь очередное дурацкое сравнение.
-Едешь в Москву? - незнакомец говорил тихо, едва шевеля губами, и голос его был мягким и приглушенным. - как это пошло...
-Почему? - начало разговора было несколько неожиданным, и я не сразу понял, о чем он - большой город, большие возможности.
- Это пошло, слова "большой" и "город" пошлые сами по себе, а уж в сочетании... Что может быть хорошего в большом городе - вечная суета, бесконечная спешка, невозможность отдохнуть и подумать, а эти автомобили... И вы называете это возможностями? Большие города несут лишь пошлость и смерть. Их строят из праха. Впрочем, чего еще хотеть от черни…
- Но... Какая чернь?
- Неужели вы все, едущие в эти кладбища душ, столь наивны, что думаете о том, как станете кем-то, если изначально вы были никем? Вы так и останетесь этим никем, и лишь с высоты вашего старого положения будете казаться себе великими. Чернь придумала большие города, она не может жить в одиночестве. А знаете почему? Потому что в одиночестве надо думать! – странный попутчик отвечал сам себе. Вот, например я – незнакомец поправил рукой волосы – во мне аристократическая кровь, да, та самая, что вы называете «голубой», а потом смеетесь собственной пошлой и совершенно тупой шутке. Да, я принадлежу к старинному роду, и, в отличие от вас, знаю, кто я, и чего хочу. Но ведь вы – он зло ткнул пальцем в меня, и куда-то дальше, в глубь вагона – вы создали этот мир черни, в котором не осталось места нам! Потому что нас не понимают! Вы можете мне сказать, почему?
Незнакомца явно разбирало зло, но на меня, или просто, на окружающий мир, я понять не мог. Возможно, он был пьян, или не совсем дома, как говориться, но он снова ткнул в меня пальцем, и повторил – Вы можете сказать, почему?
- Я… Я не зна…
- Я так и думал – зло бросил таинственный человек, вы сами не знаете, что делаете, и зачем вам это надо! Вы способны только разрушать! Плодить зло и тупость! Вы всегда были чернью – сказал он неожиданно спокойно. Простите, я слишком разозлился.
Я оказался в довольно неловком положении, и не нашелся, что ответить ему. А он продолжал:
- Вы все столь предсказуемы...
- В чем?
- Вы выбираете лишь один путь - деньги, слава и власть, но ведь можно посмотреть и в обратную сторону... Неужели вы думаете, что лишь один путь ведет вас вверх?
- В обратную сторону? В сторону нищеты?
- Ну почему же? Есть, например, магия… Вам никогда не хотелось стать магом? Например, чистым странствующим рыцарем, поражающим противников небесным огнем?
- Но...
- Вы говорите слишком много «Но», и это тоже пошло… Или стать некромантом, и посвятить свою жизнь оживлению пыльных скелетов и путешествиям по всем забытым склепам древности?
- Мне почему-то не хочется…
- А что же вам хочется? Знаете, можно было бы вам сойти с ума, и стать гением с безумным взглядом, а уж в чем – вы могли бы выбрать сами.
- Увольте…
- Вы скучны и пошлы… Это грустно. В этом мире остается все меньше нормально сумасшедших людей – произнес очередную загадку незнакомец… А еще вы могли бы..
- Я не хочу ваших тайн, я хочу того же, что и все, того немногого….
- Желание черни!!!! - злобно произнес он, я хотел сказать лишь, что вы могли бы ехать в маленький городишко на берегу моря, а не в это прибежище пошлости, никуда не спешить, заниматься бы своими делами, а вечерами любоваться закатом, таким, каким его видели художники полтысячелетия назад...Но вы не слушаете меня. Меня никто не слушал…
- Могли бы...-повторил с улыбкой незнакомец, обнажая острые клыки...

Алекс

alone_vampire@rambler.ru

(с)2005 ДИЗАЙН-СТУДИЯ PATH